Форум писателей-постапокалиптиков |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Форум писателей-постапокалиптиков » Дмитрий Ермаков - "Рок Изобилия" » 18ая глава "Конец долгого пути"
Чтобы не ждать модерации на сайте, все те, кому хочется знать, чем кончатся приключения героев, уже через сутки смогут прочитать об этом тут 
Я так понял, что народ 17 глав не прочёл. Ну и ладно, всё равно вывешу тут последнюю Она может считаться почти самостоятельным произведением, как минимум примерно ясно, что к чему
Толя Мамонов проснулся раньше всех, и сразу соскочил со скамейки на пол – он не любил валяться под одеялом. Его друзья и подруги, остальные дети станции, ещё были погружены в сон. Они спали в ряд на большом матрасе, лежавшем на скамейке, укрывшись одни общим одеялом, и при взгляде на эти очаровательные создания умилилось бы сердце даже у бесчувственного душегуба. Сначала Толя хотел разбудить своих товарищей, но потом решил, что лучше дать друзьям поспать ещё часок. Надев безобразные на вид, но отлично сидевшие на ноге кожаные ботинки, он отправился на свою обычную утреннюю прогулку – от одного конца станции до другого.
В центре платформы горел костёр, вокруг которого спало всё население Антанты, у костра сидел, сложив ноги и задумчиво прикрыв глаза, мистер Ван, из всех взрослых он внушал детям самое огромное восхищение. Да, именно восхищение – лучшее слово. Они обожали мисс Карину и мисс Агнию. Они любили и немного боялись мистера Гошу, отца Толи, а перед отважным и мудрым Комендантом станции – господином Скоттом, испытывали настоящий трепет, и редко решались заговаривать с ним. С китайцем же всё было иначе. Приветливый, добродушный, он всегда был рад детям, шутил с ними, пел, аккомпанируя перестуком на доске; несмотря на свой почтенный возраст, мистер Ван иногда играл с ними в весёлые подвижные игры, и ещё часто говорил Мудрые Слова, послушать которые всегда собирались, бросив игры, все дети. Вот и сейчас, начиная прогулку, Толя первым делом подошёл пожелать доброго утра мистеру Ванну.
«Доброе утро, доброе утро, - проговорил, улыбаясь, китаец, - ты, Толик, как это говорится, «ранняя пташка». «Не люблю валяться, - ответил Толя, на минутку присаживаясь рядом, - а как вам спалось, мистер Ван?» Китаец рассмеялся. «Никак не спалось, Толик. Пока у костра дежурил господин Скотт, мне тоже было не до сна. А кто у костра – тот спать не должен, иначе… - тут лицо его на миг стало серьёзным, и он проговорил внушительно. - Иначе погаснет огонь!» О да, Толя помнил тот день, три года назад, когда мистер Коттер, англичанин, по его словам «закрыл глаза лишь на минутку». На минутку или нет, но костёр почти погас к тому моменту, когда почувствовавшие холод жители начали просыпаться. О, как злился в этот день Комендант Скотт!! Как кричал он на Коттера, как топал ногами. Как мрачно, сурово отчитывал провинившегося отец Толи. Долго потом мужчины разводили заново костёр, и после того случая огонь больше не гас.
Оставив доброго, умного китайца дежурить у костра, Толя пошёл дальше. Вот с другой стороны костра он увидел взрослых, мистера Коттера и мисс Лору, а так же мисс Сэманту, спавших на больших матрасах, разложенных на полу. Дальше была большая круглая скамейка, там ночевали родители Толи – мама Карина и папа Гоша. Его отец был для Толи воплощением силы и мужества, самым справедливым, самым честным человеком. Правда, отец хромал, одна его нога с трудом ступала по полу когда он шёл, но Толя знал, что это – результат тех отчаянных, жестоких схваток с Врагами, которые вёл его отважный отец в далёком 2015 году, и что если бы не те шрамы и рубцы, которые покрывали тела его отца, мистера Вана и господина Скотта, вероятно, его, Толи, не было бы сейчас в живых. Мать его была, несмотря на свои годы, всё ещё очень красивой женщиной, необыкновенно доброй и самой понимающей на свете. Достаточно было подбежать к ней с заплаканным лицом или просто уткнуться головой в колени, и мама Карина сразу понимала, что случилось, помогала сыну, утешала его. Он не решился будить родителей, пусть они пока тоже поспят.
Путь мальчика лежал дальше, к ещё одному матрасу, лежавшему немного в стороне от костра. Тут уже было темнее и прохладнее, но люди, жившие тут, казалось, не обращали внимания ни на холод, ни на темноту. Здесь жили самые уважаемые, самые почитаемые на станции люди, при виде которых сердце мальчика каждый раз слегка трепетало – Комендант, Скотт Харпер, его жена Агния Селезнёва и их сын – Майкл, или просто Миша, самый сильный и уверенный в себе мальчик на станции, служивший авторитетом для всех детей. Да и не могло быть иначе, вряд ли кто-то бы решился поднять руку на сына Коменданта. Поводом для восхищения Майклом было и то, что он был одним из трёх детей, которым разрешалось подниматься на Поверхность, в тот волнующий и страшный мир, который год от года манил к себе Толю, но пока ему, увы, было строго запрещено выходить со станции. А Миша мог подниматься наверх. Вместе со своим отцом он каждые три дня поднимался по ступенькам к металлической двери, и возвращался через полчаса или больше с охапкой дров, неся свет, тепло и саму жизнь Антанте. А потом, когда юноша сидел у костра, к нему подсаживались другие дети, и слушали его истории о мире на Поверхности.
Мише было уже восемнадцать лет, из детей старше его была лишь Габриэль, дочь мистера Коттера. Габриэль родилась в те времена, которые в истории Антанты именовались «Страшными». Судя по всему, тогда и правда творились ужасные вещи. Все дети прекрасно знали про странную, ржавую металлическую конструкцию, валявшуюся на грядке в дальнем конце станции, они даже лазали по ней, устраивая буйные игры, не отдавая себе отчёта, что это за вещь. «Это называет дрезина, - рассказала им однажды Габриэль, - на ней девятнадцать лет назад ворвались на нашу станцию Враги!» «Какие такие враги?» – спросила её тогда Варя, сестра Толи. «Кровожадные и жестокие, - ответила, понизив голос Габриэль, - они были вооружены. Они стреляли и убивали наших людей. Я тогда была ещё совсем маленькая, и не знала, что это за страшный, громкий звук помешал мне спать. Потом я узнала, что это были выстрелы. Тогда погибло много хороших людей, и лишь благодаря храбрости господина Скотта и мистера Вана, нам удалось уцелеть». Эту историю мальчик уже слышал от своего отца, но и тогда слушал очень внимательно, благо, слушать Габриэль можно было часами, её нежный, звонкий голос ласкал слух. А ещё на неё можно было бесконечно любоваться – ведь она была так красива, хоть и так же бледна, как и он, как и Варя, как они все. Но тут уж ничего поделать было нельзя, дети подземелья иными быть и не могли. К счастью, они не сильно расстраивались из-за того, что цвет их кожи блёклый, не как у родителей. В Габриэль были влюблены в глубине души все мальчики, но, увы, ни для кого уже не было секрета, что она любит Майкла и что, возможно, у них скоро тоже будут дети.
Ещё Толя помнил каждую из историй Майкла. Каждый раз, когда юный Харпер оставался один, Толя подсаживался к нему и расспрашивал подробности мира на Поверхности, и так как они были друзьями, Миша рассказывал ему много таких подробностей, которых не знали другие дети. «Мир наверху делится на две части, - рассказывал он, - одна часть – Наша, она безопасна. Там живут огромные злые кошки, за многие годы они стали настоящими тиграми, и никакие враги не решаются нарушать границу; нас кошки, к счастью, любят и верно нам служат. А мы их крысами покармливаем в голодные годы». «А большая Наша часть?» - спросил тогда Толя. «Нет, - покачал головой Миша, - совсем маленькая. По сравнению со второй, главной, просто пустяк. Но нам и этого хватает». «А почему нам не захватить ещё земли?» - удивлялся Толя. «Как?.. Даже в те времена, когда мужчин на станции было больше и у нас было оружие, все попытки покинуть границу Нашей земли кончались печально». Вскоре Толя узнал, что карабин, с которым ходил господин Скотт, единственное оружие на станции, было заряжено последними пятью патронами, больше боеприпасов на станции не было. Впрочем, никто, казалось, не переживал по этому поводу, и Толя тоже успокоился…
Гораздо больше расстроился мальчик, когда узнал, что его отец когда-то, до Страшных времён, с самого основания Антанты, был её лидером! Когда мисс Лора, жена Коттера, сообщила ему это, ребёнок был сражён на повал. Значит, он тоже мог быть не просто Толей, а сыном Коменданта! Значит, его отец мог быть не просто жителем станции, а её начальником! Горю мальчика не было границ, и отцу с матерью стоило немалых трудов уговорить его сознаться, из-за чего он так страдает. Узнав, в сём дело, отец долго молчал. А потом отвёл сына в сторону, туда, где находилось Место Скорби, кладбище, где за тридцать лет похоронили множество людей, включая умерших совсем недавно своей смертью пожилых женщин (Толя успел их застать). Показав на кресты и скрещенных деревянных брусков, отец сказал: «В тот день, когда я отказался от власти, мои шансы тут оказаться были пятьдесят на пятьдесят, пойми это, сын мой. И никогда не цепляйся за власть, если от этого всем будет хуже». «Но ты же выжил, почему ты не отнял власть у Скотта?!» - спросил сын, всё ещё хлюпающий носом. «Потому, - ответил отец, глядя Толе прямо в глаза, - что он справился лучше меня». Честность отца шокировала Толю, но довольно скоро он понял Гошу, и тень, которая легла было между отцом и сыном, исчезла.
Прогулка Толи продолжалась. Стараясь ступать как можно тише, Толя проскользнул мимо скамейки Харперов и пошёл дальше. Пройдя мимо загона, где жили крысы – их главная пища, мимо плантации шампиньонов, мимо старой, ржавой дрезины, он, наконец, остановился у того места, которое на станции принято было называть «Местом Скорби». Почему его тянуло сюда – Толя не мог понять. Тут было, казалось, ещё темнее, чем на всей остальной станции, и так тихо, что биение сердца казалось невероятно, непростительно громким. Сначала всех людей, умерших или погибших за долгие годы, думали хоронить наверху, но потом всё же решили положить всех рядом с Джимом Паркером, первой жертвой послевоенного мира. С поверхности принесли землю и устроили в дальнем конце станции, частично заняв туннель, обширный некрополь. Постояв немного, Толя пошёл обратно, и уже почти поравнялся с матрасом Харперов, когда услышал, как его кто-то осторожно окликнул.
Сначала Толя был уверен, что это говорит Майкл. Представьте себе его удивление и испуг, когда оказалось, что к нему обратился сам Комендант станции, мистер Скотт! Толя думал, что тот спит сидя, но Комендант не спал – в полутьме поблёскивали глаза. В первый раз за всю жизнь мальчика, Скотт Харпер обратился к нему лично, это значило, что сейчас он должен услышать что-то, без сомнения, очень важное. Внутренне содрогнувшись, Толя приблизился к господину Скотту. «Вы что-то хотели мне сказать?» - вежливо осведомился Толя. «Да, Толя. Но сначала отойдём, пусть моя жена и сын ещё поспят». Комендант встал, заботливо укрыл супругу вторым одеялом, и они прошли к костру. Отправив китайца спать, чему тот было очень рад, господин Скотт уселся на его место, указал Толе сесть рядом, и несколько минут они провели в полной тишине. Комендант смотрел на огонь, Толя глядел на Коменданта, не смея нарушить торжественное молчание. Наконец, господин Скотт заговорил.
«Ты знаешь, Толя, что у нас есть закон. Тот, кому не исполнилось пятнадцати лет, не может покидать станцию из-за угрозы облучения, и должен жить под землёй, а первый выход – главный подарок в день Пятнадцатилетия». Мальчик кивнул, напряжённо внимая каждому слову. «Но твой день рождения через неделю, а несколько дней ничего не значат... Я решил, что подарю тебе на Пятнадцатилетие что-нибудь другое. А свой первый подъём ты совершишь уже сегодня». Мальчик сначала решил, что он ослышался, а потом схватился за сердце и лишь смог произнести в порыве благодарности: «О, господин Скотт!..» Тот улыбнулся, похлопал Толю по плечу, и добавил: «Вот у меня в руках куртка, она вообще-то моего сына, но с одеждой, особенно тёплой, у нас тут напряжённо, поэтому надень её. И самые тёплые сапоги, и шапку не забудь. И через полчаса подходи к лестнице».
Толя, переполняемый невыразимым счастьем, опрометью бросился к матери. Сначала Карина нахмурилась, услышав радостные возгласы сына – детям на станции строго было запрещено будить взрослых, Но прислушавшись к словам сына, она тут же соскочила со скамейки, и разбудила мужа. Следом начали просыпаться и остальные жители, и минут через десять все уже знали: сегодня великий день для Толи Мамонова, сегодня он выходит со станции.
Спустя полчаса все жители Антанты собрались у лестницы, на нижней ступеньке которой стоял Толя, а на верхней – Комендант Скотт. Каждый подходил к мальчику, кто-то пожимал руку, кто-то желал удачи. Мама заботливо повязала на шею сыну шарф, отец молча похлопал по плечу, в глазах его светилась гордость, Майкл сказал: «С посвящением тебя!», а Габриэль – сама Габрэль! – поцеловала в щёчку. Наконец, проводы были закончены. Толя, одетый в хоть и сильно поношенную, но тёплую одежду, медленно поднялся по ступенькам к самой крышке гермозатвора, которая пятнадцать лет была для него непреодолимой преградой. На его глазах Скотт тоже обмотал шею шарфом, перекинул через плечо карабин, и налёг на подъёмный рычаг. Переборка медленно, с лязгом, поднялась.
Спустя пару минут они уже стояли на улице. Вестибюль за долгие годы совсем обветшал. В далёком прошлом остались те времена, когда дверцы были остеклены, теперь Скотт открыл перед мальчиком дверь скорее в виде дани уважения традиции – сквозь неё спокойно можно было бы пройти и так. Невиданное зрелище открылось глазам юного обитателя Антанты.
Мир вокруг был печален и уныл, но Толя смотрел на открывшееся ему зрелище с широко открытыми глазами, для него ведь всё это было ново, всё непонятно, а потому интересно. Скотт, оперившись на карабин, стоял рядом, не мешая ребёнку восхищаться видами Верхнего мира. Все здания, стоявшие вокруг, уже сильно обветшали, частично обвалились подъезды и балконы, стёкла почти все вылетели и оконные проёмы мрачно чернели. Автомобили, десятками стоявшие кругом, сильно проржавели. Кругом были груды мусора, посыпанные снегом, перевёрнутые ларьки рынка, брошенные десятки лет назад вещи… При всём желании жители Антанты не смогли бы навести здесь порядок, хоть и унесли под землю всё самое ценное, а остальное оставили как есть. Единственные живые существа, что чувствовали себя в этом мире вольготно, были деревья. Несмотря ни на что, они продолжали расти, даря свет и тепло жителям Антанты.
И тут оказалось, что помимо людей и деревьев в этом мрачном, пустом мире есть и другие обитатели. Из развалин ближайшего дома появилось существо, при виде которого Толя вскрикнул и спрятался за спину Скотта. К ним приближался один из обитателей этого сурового, жестокого мира, представитель вида, сумевшего выиграть на этой небольшой территории борьбу за жизнь – огромный чёрный кот. Из той пары детских книжек, что чудом сохранились на станции, Толя знал, как примерно выглядят кошки. Но он и предположить не мог, что они могут быть такими большими и страшными: размерами кот напоминал крупную овчарку, а из подушечек его сильных, жилистых лап торчали такие огромные когти, что немудрено было испугаться. Но Толя зря пришёл в ужас: кот был настроен совершенно миролюбиво. На глазах у мальчика, он, урча, потёрся боком о ноги Скотта, Комендант в ответ достал из кармана кусок копчёной крысиной тушки, и бросил коту. Потом он ласково почесал кота за ухом, и житель поверхности удалился.
Только тут Толя осмелел и вышел из-за спины Комендант. «Простите меня, господин Скотт», - проговорил мальчик, краснея от стыда. Но мужчина лишь рассмеялся и потрепал мальчика по плечу. «Тебе нечего стыдиться. Видит бог, когда я вижу этих кошек, тем более, сразу стаю, я каждый раз с ужасом думаю, что бы было, если б они, как и другие виды, были нашими врагами. Скажу тебе по секрету, - добавил он, лукаво сощурившись, - моя первая встреча с ними началась с того, что убегал от них через пол района». «Вы?!» - ахнул Толя. «Я, - ответил, улыбаясь, Скотт, - ну ладно, не будем терять времени. Как никак радиация… Идём в парк». «А может, поедем на машине?» - с замиранием сердца спросил Толя. Он много слышал от Миши про их Автомобиль, на котором жители станции в случае необходимости совершали поездки по Их части поверхности, особенно после того, как вместе с Лоуэллом Смитом пропал единственный костюм радиационной защиты. Но тут лицо Скотта помрачнело. Он опустился перед мальчиком на одно колено и сказал ему тихо: «Я пока никому не говорил.. Но ты знай. Когда я в последний раз привозил дрова, потратил последние граммы горючего. И больше его у нас нет и неоткуда взять… Значит, я буду сильнее облучаться, но здесь ничего поделаешь. Пойдём скорее, я покажу тебе Реку, и мы сразу вернёмся».
И вот два человека, взрослый и совсем юный, идут рядом по асфальтовой дороге, сквозь которую тут и там упорно пробиваются побеги растений, идут мимо ветшающих домов, мимо груд мусора и ржавых автомобилей. Их одежду трепет морозный ветер, он раздувает полы курток, забирается в штанины брюк, но люди будто бы не ощущают ни мороза, ни одиночества в этом пустом мире – лицо Скотта светится спокойствием и уверенностью, а Толя не устаёт дивиться на открывающиеся ему виды, и лицо у мальчика красное, как спелый помидор, то ли от мороза, то ли от счастья… Да, этот день стал для Толи величайшим во всей его жизни; самым сильным впечатлением, самым великим праздником. И когда он смотрел на шагающего рядом Коменданта, человека, которым он восхищался всю жизнь, и который подарил ему это счастье, сердце мальчика переполняла такая любовь, что ему хотелось кинуться к господину Скотту и прижаться к его груди, если бы он только смел…
Перед ними был парк. За долгие годы, прошедшие со времени войны, он сильно разросся, вышел за пределы окружавшего его забора и превратился для станции в почти неиссякаемый источник топлива для костра. Расходуй жители Антанты эту кладовую неразумно, как обычно и поступают люди, они бы наверняка быстро вырубили все деревья подчистую, и больше брать тепло и свет им стало бы негде. Но начальники станции, сначала полковник Нотрон и отец Толи, потом Скотт Харпер, относились к парку максимально бережно, и результат не заставил себя ждать – к 2034 году парк по прежнему был цел, более того, сильно разросся, и в нём по-прежнему водились мыши, главная пища кошек (кошки тоже были экономны). Большие и маленькие деревья стояли почти сплошной стеной, и у их корней практически не было кустов и ползучих растений – этого бича многих зелёных насаждений, всех их старательно вырубали люди, лишь иногда пуская на дрова сами деревья.
Впрочем, всего это Толя не знал. Он смотрел на парк ни как на источник энергии, а как на чудо, прекраснее которого ему ещё в жизни не доводилось видеть. И пусть парк был всё же довольно мрачным, пусть из-за суровой зимы деревья чернели на фоне ослепительно белого снега, пусть на ветках не было зелёной листвы – для Толи парк всё равно был зрелищем волшебным и чарующим. Он осторожно прикасался руками к древесной коре, трогал торчащие из-под снега корни, а Скотт не мешал ему, и лишь улыбался, наблюдая за тем, как восхищается мальчик этими такими знакомыми самому Скотту вещами. Среди деревьев иногда пробегали кошки. В холодную пору большинство их поселялось в развалинах домов, где была защита от ветра, но остальные продолжали наведываться в парк, чтобы охотиться на мышей. Теперь уже Толя не пугался этих угрожающих с виду, но ласковых животных, и когда они уже почти прошли через парк, даже решился погладить одного из котов, и тот в ответ радостно заурчал, чем привёл мальчика в восторг. Но главное потрясение ждало Толю впереди.
Рассматривая стоящие вокруг деревья, он даже не заметил сперва, что лес кончился, и они вышли на набережную реки. Река предстала его взгляду так внезапно, что Толя чуть было не упал, Скотт успел его поддержать. Несколько минут мальчик смотрел, выпучив глаза и приоткрыв рот, на чёрную ленту воды, несущуюся мимо затянутых тонким льдом берегов, бурлящую, журчащую, исчезающую в дали с одной стороны, и такую же бесконечную с другой. «Что это?» - пролепетал он чуть слышно, и Скотт ответил: «Река. Река Москва, она дала имя этому всё ещё прекрасному городу». И правда, хотя дома за рекой, стоящие на холме, были такими же обветшавшими и угрюмыми, как те, что стояли около станции, вид они всё равно представляли собой величественный, не менее грандиозный чем лес или река. Может быть, пройдёт время, и эти творения рук человеческих обрушатся и превратятся в груду камней, но пока они ещё гордо возносили свои крыши в сумрачное небо, побитые, но не побеждённые природой.
«Ладно, - сказал Скотт, когда прошло минут десять, - нам пора. Не стоит задерживаться наверху, всё-таки радиация…» «Сейчас, ещё минутку», - проговорил мальчик, и бросил последний взгляд на открывшуюся ему панораму… Внезапно, что-то привлекло его внимание в этой сплошной мёртвой пустыне, какое-то движение, слишком отчётливое, чтобы остаться незамеченным, приковало к себе внимание мальчика. И хотя Скотт уже повернулся и двинулся обратно по тропинке, Толя не пошёл за ним, он продолжал до боли в глазах всматриваться в горизонт. Сначала было совершенно невозможно понять, что же происходит. По реке с небольшой, но заметной скоростью двигался какой-то предмет, по виду – внушительного размера, напоминающий огромную консервную банку, которую кто-то бросил на воду. Постепенно стали различимы детали, однако, понять, что же это такое по прежнему было невозможно. И тут Толя вспомнил, он видел в одной из своих книжек нечто подобное, оно называлось «корабль». «Комендант Скотт, подождите, я кажется, вижу корабль!» - крикнул мальчик. «Кажется, тебе на сегодня хватит впечатлений», - ответил со смехом Скотт, но всё же остановился и тоже посмотрел в ту сторону. И улыбка почти моментально сползла с его лица.
Потому что в этот момент на палубу корабля, а это был без сомнения сильно потрёпанный речной корабль, высыпали люди, множество людей, одетые в такие фантастические лохмотья, что казалось невероятным, что такая одежда вообще может существовать. Они отчаянно размахивали руками, прыгали и оглашали окрестности криками. Скотт изо всех сил пытался понять, что кричат люди, но, увы, языком Антанты был английский, на нём говорили все без исключения, даже русские владели им в таком же совершенстве, как сами англичане или канадцы. Но Толя иногда слышал от отца и матери русскую речь, и внимательно вслушавшись, перевёл: «Помогите, господи, спасите нас! Примите… Что принять? Конец? Какой ещё конец?» Но Скотт уже сам всё понял. Он бросился бегом к полуобвалившейся набережной и, сложив руки рупором, закричал: «Alright, we are ready to help! Throw it to me!» Не известно, поняли ли его люди на корабле, но один из них немедленно бросился на нос, и минуту спустя уже стоял там с длинной верёвкой в руках. Скотт застыл у решётки набережной, ожидая, когда корабль подплывёт ближе, а Толя рассматривал людей, столпившихся на палубе, и сам корабль. Никогда он ещё не видал ничего подобного. Люди на корабле были одеты в одежду совершенно невероятной расцветки, они были страшно изнурены, лица их выражали такое отчаяние, что у Толи надрывалось сердце. И всё же он, движимый любопытством, не отрывал взгляда от корабля, и заметил во многих местах отверстия от пуль и повсюду, на палубе, на стенах, на перилах, на лестницах кровь, очень много крови. Толе приходилось видеть кровь, он и сам пару раз разбивал нос, и видел, как режут крыс. Но чтоб столько крови… Это казалось ужасным и невероятным. Можно было только гадать, какие ужасы творились на этом странном судне.
Между тем драматическая сцена приближалась к развязке. Как только движущееся по воле течения судно приблизилось к тому месту, где из набережной торчала решётка ограды, и где ждал Скотт, Комендант заорал изо всех сил: «Now!!!» И тут же стоявший на носу человек кинул верёвку. С первого раза поймать верёвку Комендант у не удалось, и люди на палубе разразились плачем и криками, но попытка была повторена, и на этот раз Скотт мёртвой хваткой вцепился в верёвку обеими руками, и сжав зубы от напряжения, натянув верёвку изо всех сил, сумел привязать её к решётке. Судно ещё некоторое время двигалось по воле течения, но вот канат натянулся, корабль вздрогнул и стал медленно поворачивать на бок. Течение влекло его вперёд, канат – тянул назад, и под воздействием этих двух сил судно медленно повернулось боком и приблизилось к берегу на расстояние меньше полуметра. И в тот же момент все, кто были на палубе, как горох посыпались на берег.
Они падали на снег, откатывались в сторону, вскакивали, и тут же отбегали от берега, словно желая как можно скорее оказаться подальше от страшного корабля, залитого кровью. Помогать своим товарищам они даже не пытались. Между тем верёвка натягивалась всё сильнее, решётка затрещала, накреняясь, но пока держалась. Толя подбежал к решётке и вцепился ручками в узел, как будто его сил могло хватить, чтоб удержать такую тяжесть… Двое крепких мужчин перебросили Скотту, который один не растерялся и бросился на помощь, безжизненное тело огромного, грузного человека, под тяжестью которого Комендант мигом согнулся пополам, потом так же был переправлен на берег ещё один человек, хоть и с виду живой, но еле двигавшийся и покрытый кровью. И в этот момент раздался оглушительный треск, решётка не выдержала и полетела в реку, Толя едва успел отпрыгнуть, и в последний момент те двое, что спасли раннего и мёртвого друзей, прыгнули и приземлились точно у кромки воды. Лишившись хлипких швартовых, корабль, только теперь уже задом наперёд, поплыл дальше.
С минуту все собравшиеся провожали взглядом исчезавший из поля зрения корабль, не в силах произнести ни слова после пережитого потрясения. После чего Скотт поднялся во весь рост, взял в руки карабин, оглядел стоявших, сидевших, лежавших вокруг людей, которых оказалось не меньше сорока, после чего торжественно поприветствовал их, а Толя перевёл: «Мы не знаем кто вы, но – добро пожаловать!» Люди молчали, казалось, они до сих пор не могли поверить, что спаслись, потом одна из них шагнула вперёд и сказала Скотту: «Кто бы вы ни были, вы спасли нас, и я надеюсь, что у вас найдётся для несчастных путников кров и пища». Скотт внимательно слушал перевод, дослушав, он кивнул и воскликнул: «Следуйте за мной!» И вот они все вместе, впереди Скотт и Толя, позади – толпа незнакомцев, тронулись через парк.
Внезапно дорогу им перегородили кошки. Один из сторожевых отрядов, десятка два огромных, невероятно сильных кота, не знавших жалости к врагам. Коты стояли в ряд, хвосты их нервно дёргались, когти были выпущены, а из пастей торчали клыки, доносилось глухое ворчание. Все незнакомцы в ужасе замерли. Скотт сорвал с плеча «Сайгу», но тут же понял, что сделать ничего не может. Первый же выстрел в кошек мог уничтожить их столь странный, но жизненно важный союз с Антантой, это было бы концом для станции, для всех них. И тогда он повернулся к молодой женщине, представившейся Илоной, и сказал ей, а Толя перевёл: «Идите прямо, смотрите им в глаза, постарайтесь их погладить. Главное – не бойтесь!» Илона кивнула и, хоть и сильно побледнев, осторожно двинулась по тропе навстречу котам. Коты стояли, не шевелясь, и не сводили с незнакомки холодных, злобных глаз, однако, в эти глаза уже закралась часть той нежности, которую проявляли коты по отношению ко всем жителям станции. Илона подошла к котам вплотную, осторожно протянула руку и, не колеблясь, опустила ладонь на спину самого крупного из них…
Спустя пять минут из парка показалась странная процессия. Впереди и по бокам, в виде почётного караула, бежали коты, шипя и огрызаясь на других котов, выбегавших их развалин, и давая понять сородичам, что конвоируют друзей. Внутри круга, образованного котами, шли сначала Скотт и Толя, следом Илона, а дальше спешили остальные люди с корабля. Все они двигались в сторону вестибюля станции «Марьино». Двое мужчин несли труп Инкассатора, ещё двое – бредящего Костю.
Эпилог
Костя не выжил. Раны, заражение крови и радиация сделали своё дело. Он узнал, что людям, которых он решил спасти, всё же улыбнулась удача, и потому умер спокойно, с улыбкой на устах, попросив безутешно плачущую Илону не горевать о нём. Смерть мужественного, сильного юноши, отдавшего жизнь за непутёвых жителей Треста, омрачило радость спасения. В присутствии всех жителей станции, и старых, и новых, его тело и тело Инкассатора были преданы земле рядом с другими славными и достойными людьми: полковником, ирландцами, Джереми Старом…
Но слёзы уступили место радости. Здесь, в Антанте, нашли менеджеры свой новый дом. Сперва казалось, что станции не справиться с таким числом обитателей, но энергичные действия Скотта, Гоши и Вайзер, предложившей им свою помощь, довольно быстро превратили «Марьино» в такое же уютное пристанище для пяти десятков людей, каким оно было до Дня Пополнения (так назвали день, когда на станцию спустились менеджеры). Теперь на «Марьино» горел не один костёр, а три. Все жители станции, включая женщин, отправлялись теперь за дровами, и недостатка в них не было. Популяцию крыс перестали контролировать, и они плодились вовсю, потом разбили новую грядку шампиньонов, даже кошки проявили трогательную заботу о жителях подземелья, принеся в тот же день к вестибюлю несколько мышей, был обнаружен и новый источник грунтовых вод.
Конечно, были трудности, были болезни, вызванные долгим пребыванием менеджеров на поверхности, и десять человек умерло. Были проблемы с водой, с едой и дровами, некоторые менеджеры даже в этой ситуации отказывались работать.. Но всё это прошло, забылось, осталось в прошлом. Антанта продолжала жить. У Антанты было будущее.
КОНЕЦ РОМАНА
Вот и всё, роман закончен 
Теперь, надеюсь, больше интереса будет к тому, что было ДО этого
Вы здесь » Форум писателей-постапокалиптиков » Дмитрий Ермаков - "Рок Изобилия" » 18ая глава "Конец долгого пути"