Глава вторая: Канадец
Может, ещё и не сдохнет…
А. Дьяков. «К свету»
Я навсегда запомню тот день. Суровый взгляд отца, моё зарёванное личико с расплывающимся под глазом огромным синяком. В тот день меня в очередной раз поколотили дворовые хулиганы… И вот теперь я лежал на своей кровати, обхватив голову руками, и горько рыдал. Отец наблюдал за мной минут пять, а потом заговорил. И слова, сказанные им тогда, запали мне в душу на всю жизнь.
- Мне стыдно, - говорил отец, - что у меня, ветерана славной Первой Канадской Армии, растёт такой сын!
Я тут же перестал реветь, и слегка повернул голову.
- Да, Лоу, - продолжал говорить отец, - бояться дворовых хулиганов – это смешно. Это стыдно. Посмотрел бы я на тебя, что бы стало с тобой, сын, если бы тебе пришлось оказаться в Дьеппской мясорубке, в этом аду, где полегли лучшие солдаты канадской армии!.. Если бы тебе пришлось ползти по песку проклятого побережья, пропитанному кровью твоих друзей, заваленному их трупами, вперёд – туда, где из укреплений били по нам, второму батальону, немецкие пулемёты! И потом, когда уже казалось, что всё позади – оказаться под атакой немецких танков…
Помни, мой жалкий отпрыск, помни всегда, что в том аду твой отец совершил подвиг – я подбежал сбоку к Т-IV и подорвал его гранатой. Мне повезло, я кинул гранату раньше, чем немцы меня заметили. В противном случае ты, Лоу, не валялся бы сейчас тут и не поливал бы слезами подушку. Да, я боялся! Я выл от ужаса, я скрежетал зубами, я даже, если хочешь знать, наделал в свои форменные брюки! Но я не отступил, я стрелял по врагам, я помогал тащить раненого… А было мне тогда восемнадцать лет!!!..
Нет, я не поколотил в тот же вечер всех своих врагов. Нет, я не поехал, как мой двоюродный брат, добровольцем в Ирак… Но что-то во мне с тех пор изменилось. С того дня я больше никогда не плакал. И когда мне становилось страшно, когда хотелось отступить, перед моими глазами вставал молодой солдат, который в августе 1942 года полз по окровавленному пляжу навстречу верной смерти. И так же как когда-то отец я выл от боли, но шёл до конца. Я, Лоуэлл Смит. Младший сын дьеппского ветерана…
* * *
Холодно… Господи, как же холодно… Снег залепляет стёкла противогаза, ноги заплетаются от усталости… И где я сейчас – одному Богу известно…
Я давно понял, что заблудился. От парка до заветного вестибюля станции «Марьино» было идти по прямой минут пятнадцать. Я же ковылял в сплошной снежной круговерти уже с полчаса. Теперь уже было совершенно ясно, что я заблудился, и в этот страшный буран уже не смогу найти дорогу обратно в родную «Антанту», как называлось наше убежище… Но как учил меня Гоша Мамонов, в прошлом инструктор по выживанию, главная заповедь заблудившегося: не метаться, а идти в одном направлении. Вот я и шагаю. Неизвестно, в каком, но явно в одном.
Ругаю себя последними словами за свою глупость… Сидел бы себе тихо, командир Антанты Скотт послал бы за дровами кого-то другого!.. Так нет же, сам вызвался идти в мороз и вьюгу! Какого чёрта я полез наверх?! Да, станции были срочно нужны дрова… Но я-то зачем вызвался?! Полжизни сидел в сторонке, боялся высунуться, а тут вдруг на подвиги потянуло дурака!!!
Нет, стоп. Взять себя в руки. Нельзя так, не правильно… Тогда кто-то другой попал бы в такую переделку вместо меня! А так ребята хоть поостерегутся, подождут, когда утихнет эта чёртова буря… Значит, всё не зря…
К тому же, снова всплывает в сознании: сорок второй, Дьепп, кровавый песок… Папа был бы горд мной в эту минуту. Пусть я пропаду, пусть сгину на руинах уничтоженного ядерными взрывами города, замёрзнув на смерть (а скорее всего так и будет), но хотя бы не трусом, а героем!..
А вокруг между тем не видно, как говорят русские, ни одной зги… Двустволка оттягивает плечо… На кой чёрт я её взял?! Костюм химзащиты сильно стесняет движения, к тому же, плохо согревает… Я уже молчу про этот проклятый противогаз, просто пытка в нём ходить! Тем более, сейчас, когда из-за снега видимость – метров тридцать. Но снять боязно. Я вообще трус, и это признаю. Говорят: «Признание проблемы – половина решения». Ну, и что? Признал давно, а смелым так и не стал…
Холодно… Точнее, даже не в морозе дело, в Канаде тоже не тропики... Ветер!!! Ветер пронизывает до костей. Зубы начинают отбивать барабанную дробь… Неужели я так и сгину в буране? Печальная смерть.
Стоп! А это ещё что? Неужели красная буква «М»?.. Слава богу! Я дошёл до метро!!! До какого – вопрос второй, но тут я хотя бы смогу спрятаться от метели... Сквозь залепленные снегом стёкла противогаза пытаюсь прочесть название станции. Русские писали их на уличных павильонах тоже. «Б-р-а-т-и-с-л-а-в-с-к-а-я». Ага. Если правильно помню схему метро, не так уж я далеко от цели!
В переходе ни намёка на человеческую жизнь, но что удивляться… Пусть тут то же совсем не жарко, зато нет снега. И тут можно найти защищённое от ветра место. Да вот хоть в эту каморку.
Забравшись в маленькую металлическую кабинку, бог её знает для каких целей служившую до Апокалипсиса, сажусь прямо на пол, стягиваю противогаз (уж не спать же в нём) и, беспечно положив ружьё в сторонку, проваливаюсь в ту же секунду в крепкий, точно кома, сон…
* * *
Сколько я спал? Долго, это точно. Часов нет, но я вижу, что снежинки не летают по подземному переходу. Значит – снегопад наконец-то кончился! Значит, я могу возвращаться назад, в Антанту…
И тут я замечаю какие-то изменения. Раньше тут этого явно не было. По полу ведёт с улицы цепочка следов… Это не мои. Мои вот, они крупнее и ведут в палатку, а эти – поменьше, и исчезают в… Гром и молния, не может быть!!! Стальной лист, скрывающий спуск на станцию … исчез. Точнее, не исчез, а приподнят. Я готов поклясться, что когда вчера спустился в переход, он был полностью опущен.
Мысль поскорее покинуть это место и возвращаться на «Марьино» вспыхнула и тут же исчезла. Это едва ли возможно… В памяти всплывает… Нет, не Дьепп, он тут не при чём. Рассказ Скотта Харпера о том, как он спасал Агнию. Между прочим, у него была та же самая двустволка, что и у меня. И она ему не помогла. Если б не счастливое стечение обстоятельств, остались бы сейчас и от моего друга, и от его девушки косточки. Наверху опасно; страшно, смертельно опасно. И я, думается, не встретил никаких врагов, а они – меня просто потому, что ничего не было видно. Сейчас разминуться не выйдет.
Итак, наверху – верная смерть. Метро – это шанс. Значит, надо воспользоваться шансом. И, держа наизготовку ружьё, я осторожно подкрадываюсь к открытому гермозатвору.
Сразу же понимаю: на станции кто-то есть. Ещё у входа замечаю плещущие отблески костра. Там есть люди! Но не те ли это люди, которые напали на нас неделю назад?.. Не те ли, кто убили старого полковника, ирландцев и других?.. Спокойно, спокойно парень. Вперёд. Станция погружена в непроглядный мрак, не видно вообще ничего, только смутно вырисовывается в отблесках костра колоннада, идущая через центр платформы…
Ступив на лестницу, ведущую на станцию, понимаю, что боялся зря. У костра видна лишь одна фигура, без сомнения – человеческая. С одним-то уж я точно справляюсь, если что…
Надо соблюдать осторожность. Шагаю тихо, осторожно, держу одинокую фигуру у костра на мушке, не спускаю пальца со спускового крючка… Если что, сразу разряжаю оба ствола, отпрыгиваю назад, за колонну, перезаряжаю… Ха, похоже не придётся совершать подобные манёвры.
В этот самый миг человек, сидящий у костра, поворачивается, и я моментально опускаю оружие. Оно не понадобится.
У костра сидит женщина. Она укуталась в какую-то бесформенную кучу тряпья, то ли одно большое рваное одеяло, то ли несколько сшитых вместе курток. Лицо её освещено всполохами пламени. Какое же оно красивое!!! Густые, вьющиеся чёрные волосы обрамляют приятный взгляду овал лица. Большие, выразительные глаза, острые скулы, вытянутый вперёд подбородок… А уж носик, носик-то такой аккуратненький, маленький, просто загляденье! Эх, красивые вы, русские женщины.
Она приветственно машет мне рукой, и я, теперь уже ничего не опасаясь, подхожу к костру и сажусь рядом. С минуту мы внимательно рассматриваем друг друга. Потом женщина (судя по голосу, это всё же уже женщина, лет тридцать, не меньше) говорит мне таким сладким-сладким голосом:
- Здравствуй, путник. Будь тут как дома. Отдохни, обогрейся… Кто ты, откуда и куда держишь путь?
Сначала думаю что-нибудь сочинить, но едва ли получится. Ничего, кроме того, что видел сам, я в Москве не знаю. Да и зачем врать?
- Спасибо! – отвечаю, старательно выговаривая русские слова. – Я с «Марьино». Заблудился в буране.
- Ах, вот оно, что, - произносит она томным, сладким голосом, от которого меня всего переполняет блаженство, будто мёд втекает в уши, - заблудился… Бедный солдат. Ну, ничего, тут тебе рады. Тут тебе будет очень хорошо. А я тебя сразу заметила, когда на станцию спускалась. Но будить не стала, решила, пусть поспит. А ты вот здесь уже. Меня зовут Анна! – добавляет она, очаровательно улыбаясь.
- Лоуэлл! Но можно проще «Смит», – отвечаю я.
Как же хорошо, когда у людей такие короткие и простые имена! Помню, как я мучился когда, работая в русском филиале фирмы, произносил имена менеджеров: «Ингеборга» и «Снежанна»…
А Анна говорит дальше.
- Сними свой защитный костюм, мистер Смит. Тут он тебе не понадобится. У костра жарко, не замёрзнем, а скоро будет ещё жарче.
Я начинаю стягивать химзащиту, а она в это время ставит рядом со мной какую-то бутылку.
- Это то, что тебе нужно! Согреет так, что никакой мороз не страшен.
- Русскую водку не пью, - отвечаю я, с брезгливостью косясь на бутыль. Конечно, я крепко замёрз, но второй раз пить водку не буду… Слишком свежи в памяти воспоминания о первом опыте.
- Как можно! Водку тут не пьют. Это, добрый человек, «мёд-пиво», как мы говорим… Ты понюхай! – говорит Анна, очаровательно улыбаясь.
Понюхать? Это можно.
Действительно, очень интересный аромат. В самом деле, на мёд похоже. Терпкий, насыщенный, густой, приятно щекочет нос… И бодрит здорово. Ну, как говорят русские, «была – не была» - и я отпиваю глоток. А что, совсем даже не плохо. И не сказать, чтоб уж очень крепко. Делаю второй глоток. М-да, очень вкусно! И сразу же по телу разливается приятное тепло… Эх, как же хорошо, просто хоть ложись и снова засыпай…
Стоп-стоп. Что-то тут не так. Заброшенная, совершенно пустая станция. Таинственные враги, расстрелявшие нас не так давно, приехали с этой стороны, больше им неоткуда было взяться… Чтоб женщина могла выжить тут одна?.. Бред, не может такого быть. Надо быть осторожнее.
- Послушай, Анна, - говорю я, стараясь сделать вид, что ни капли не пьян, хотя разум стремительно мутится. – Неужели ты тут одна живёшь?..
- Ну почему же, - улыбается она такой улыбкой, от которой у меня мурашки по коже пробегают, - со мной тут мой мужчина. Мы вместе поддерживаем этот костёр, вместе добываем себе пропитание… А ты пей, дружок, пей…
И я покорно прикладываюсь к бутылке снова.
Голос разума, отчаянно вопящий: «Тревога! Тревога! Что-то тут не так!» - остаётся на задворках сознания. Странный напиток сковывает волю, сознание, руки-ноги не слушаются…
- Ну и адское же пойло они придумали, эти русские… – последняя мысль, которую посылает мой уже почти отключившийся рассудок.
Еле успеваю услышать за спиной гулкие шаги, и тут же кто-то с силой бьёт меня по затылку. И я моментально проваливаюсь в темноту.
* * *
Прихожу в себя, и сначала долго не могу понять, где я нахожусь.
Станция явно не та. Свет горит ярко, такого на «Марьино» и в лучшие годы не бывало. Колонны огромные, широкие, не то, что те жалкие подпорки на «Братиславской». На них изображены лица каких-то людей. Точнее, не лица, а профили. И люди не простые – один в каске, другой – в пилотке. Наверное, знаменитые русские солдаты. На потолке светильники невероятной красоты, я такие раньше только во дворцах и в музеях видел! Пол, выложенный разноцветными плитами, начищен и сверкает… Одним словом, не станция, а подземный дворец.
А уж народу, народу то сколько!.. И не похоже, чтоб голодали. Наоборот, все ходят радостные, довольные, одеты прилично.
Я лежу связанный на краю платформы, вокруг – целый отряд людей самого бандитского вида. И среди них… Ага, а вот и та женщина, которая меня споила. Стоит, подбоченившись, на боку кобура с пистолетом, через плечо висит патронташ. 1:0 в твою пользу, красавица. Обманула, провела как последнего дурака…
Прямо передо мной разворачивается любопытная сцена: разговаривают на повышенных тонах двое. Первый – без сомнения один из бандитов, скорее всего – главарь, держится он, во всяком случае, очень уверенно. Второй – толстяк, одет хорошо, со вкусом, видно, что не бедняк. Подбородков два, пузо – как арбуз. Видно, что не голодает.
Говорили, разумеется, по-русски. Наша «Антанта», наверное, единственное во всём метро место, где звучит моя родная речь… Знать русский язык в совершенстве, впрочем, было не надо, чтоб понять их.
- Это грабёж! – кричит, потрясая кулаками, бандит. – За двустволку, двадцать патронов, противогаз и химический костюм – всего пять свиных туш!!! Пользуешься, гад, тем, что тут вся торговля – твоя! А мы, между прочим, через всю Люблинскую линию тащились!
Так вот я где. На «Таганской». На кольцевой-то я и не бывал, только на радиальной. Далеко же меня отнесли, пока я был без сознания… А этот толстый, видимо, торговец…
- А я вас, бандюков, и не просил топать сюда со своего «Люблино», - отвечает равнодушно толстяк.
Они самые и есть. Те бандиты, что нападали на нас. И как я мог быть таким идиотом, чтоб не догадаться, что «Братиславская» - тоже их станция?!
- Ну, раз так, - кричит люблинец, окончательно теряя терпение, - тогда мы уходим на «Павелецкую»!
- Хорошо-хорошо, - говорит толстяк, слегка забеспокоившись, что обмен и правда не состоится, - пусть будет шесть тушек…
Но главарь уже завёлся, его не так легко было успокоить.
- У нас там ничего нет! Даже грабить некого! Хоть беги со станции, если б было куда… Нам лекарства нужны, патроны к «калашам»…
- Мало ли, что вам нужно, - пожимает плечами торговец, - если добавишь что-нибудь ценное, возможно, я и дам то, что вам надо. Двустволка – оружие не бог весть какое, сам знаешь…
- Хорошо, - говорит решительно главарь, - как насчёт пленника?
- Пленника? То есть – раба? – глаза купца сразу вспыхнули. – Это другой разговор. Если раб хороший, я за ценой не постою. Только откуда вам рабов-то взять?
- Взяли одного! С «Марьино» мужик.
Впервые на равнодушной ко всему, кроме барышей, роже толстяка отразилось что-то наподобие удивления:
- Как так с «Марьино»?! Там же нет никого!
- Есть! – принялся рассказывать бандит, и тут же вокруг него стала собираться толпа, подошли даже двое солдат. – Есть там люди. И крутые ребята, скажу я вам. Пятерых послали парней на мотодрезине с пулемётом. Через два часа пошли посмотреть.
- И что?! – вырвалось сразу у многих людей.
- Что-что… Лежали вповалку у гермозаторва, кто с ножом в груди, кто с пулей в голове. Дрезину марьинцы себе оставили.
- И вы не мстили?!
- Мстили, конечно… Но только станцию свою заблокировали марьинцы – под землёй пройти не смогли мы. Троих послали по верху. И пропали ребята. Анька ходила во время метели – нашла от них только косточки…
Так вот где она была, когда я в переходе спать ложился! Ну и сильна же эта Анна, одна в пургу ходит… Могла, наверное, сразу связать, да побоялась. Решила действовать наверняка. Теперь всё ясно.
- Больше мы решили не пытаться с марьинцами разобраться… Нас не так много, чтоб десятками парней класть. Так что, сами видите, что за люди на «Марьино».
- И этот вот мужик – оттуда? – спросил купец, который слушал всё с большим интересом.
- Догадливый, - улыбнулся главарь, - именно, один из них. Ружьё и амуниция с него сняты.
- Как же вы его сцапали?
- Сам случайно забрался в снежную бурю. Спасибо вот Аньке, споила урода медовухой – без неё мы бы его хрен сцапали.
Да уж. Я пусть и не какой-нибудь там крутой солдат, но если б не «мёдопиво» ваше, так легко меня бы не взяли!!!
- Хотели сначала пристрелить козла…
- И правильно, что не стали, - перебивает купец, явно не любящий лишние разговоры. – Мужика беру. С виду не силач, вроде, но сгодится. За пленного дам… - дальше он сказал цену тихо на ухо главарю, и видно было, что сделка устроила обоих. Русские ударили по рукам, после чего бандиты, взвалив на дрезину всё то добро, которое выручили за меня и моё снаряжение, укатили к себе.
Вот вам и цивилизация… Вот вам и двадцать первый век… Работорговля самая настоящая работорговля. Всего-то два года прошло со дня войны, и вот уже скатилось человечество до уровня девятнадцатого века… Грустно.
А купец между тем повернулся ко мне.
- Ну, рассказывай, кто такой, откуда будешь.
- Я Лоуэлл Смит, гражданин Канады! – ответил я с гордостью, твёрдо решив, что хоть я и взят в плен, хоть и продан в рабство, но держаться буду с достоинством
- Ты из Канады?! – вытаращил глаза купец. – Вот так удача! То-то я и смотрю, рожа не русская…
Дальше толстяк зачастил как пулемёт, и я не успевал разобрать его слова, но, кажется, обращены они были вовсе и не ко мне, а к услужливому худощавому типу, что успел протолкаться к хозяину, и теперь, по-видимому, получал указания. И вот меня уже ведут куда-то за станцию…
* * *
Давно не оказывался в таком идиотском положении… Ничего не понимаю, честное слово! Сделали из меня пугало…
На «Таганской» лицо вымазали какой-то гадостью, одели в мешковатую одежду цвета хаки. На ноги ботинки напялили с такими шнурками, что я глазам не поверил: думал, такой длинны только змеи бывают. А что самое забавное: через полрукава красуется старательно пришитый флаг Канады, а на голове – пилотка тоже с флагом. Правда, уже Британским. В зеркале на «Таганской» видел себя – ну чисто клоун! Пытался спросить, зачем это всё надо – молчали, не ответили. Потом на дрезину погрузили и повезли.
И вот я на «Павелецкой»-радиальной, огромной мрачной станции, которая и раньше-то была немного страшноватой (бывал я тут до Войны когда по Москве ездил), а уж теперь – тем более. Стою в этом маскарадном костюме, и почему-то под охраной какого-то крепкого типа. И руки почему-то связаны верёвками. Идиотское ощущение…
Что же всё-таки они такое говорят, эти двое, военный и толстяк?.. Попробуем разобраться. Судя по всему, обсуждают какой-то новый бизнес-проект. Называется «торговля сталкерами». Ну, что такое «торговля», это я знаю. Но вот кто такие «сталкеры»?..
- Вы можете доверять мне смело, - говорил, жестикулируя тот толстяк, что купил меня, - я уже давно эту нишу освоил, никто пока не жаловался! Девятьсот пятому году поставляю бойцов, Арбатскому Альянсу… Никаких жалоб. Правда, солдаты-иностранцы – товар пока новый, но, уверен, перспективный.
Так вот в чём дело!.. Он продаёт станциям солдат. Значит, речь не обо мне, и то слава богу.
- Ты не путай, - ответил мрачно худощавый, поджарый военный, судя по погонам, вроде майор, хотя я в русских знаках военного отличия мало понимаю, - тут тебе не какие-нибудь лохи, тут тебе «Павелецкая»! Если что – из-под земли достанем и пристрелим.
- Этот – стоящий мужик, - уверенно сказал толстяк. – Настоящий головорез, в Канадских Коммандос другие и не служили. Еле взяли, двоих наших уложил. Берите бойца, не пожалеете.
Какие ещё «Канадские Коммандос»?.. И чего это он всё на меня пальцем показывает?.. Неужели?..
Так вот что тут происходит! Он, эта жирная тварь, продёт иностранцев, выдавая за военных! И похоже успешно, гад, торгует… Вот ведь, гром и молния, нет стыда у людей!!! Ну, сейчас ты у меня получишь!!!
Отпихиваю боком охранника, и, рыча от ярости, бросаюсь вперёд. Ещё одного охранника что есть силы бодаю головой в живот. Но куда мне с такими тягаться!.. В метре от толстяка вдвоём на меня налетают телохранители – ррраз! – и вот я валяюсь, растянувшись, на гранитном полу.
Спасибо этим громилам, что головой об пол стукнули – сразу мои мысли на место встали. Начнём с того, что толстяк не виноват. Он поверил люблинцам, а бандиты, в свою очередь, не могли ко мне относиться иначе, после того, что сделали с их людьми Скотт, Ван и другие. Так что то, что я превратился в солдата, результат стечения обстоятельств. А с обстоятельствами не подерёшься…
К тому же, правда мне только навредит. Если этот военный поверит толстяку и возьмёт меня к себе – есть шанс на более-менее достойную жизнь. А что будет со мной, если всплывёт правда?.. Видимо, пристрелят. Или того хуже – пошлют сортиры чистить. Вот уж не хотелось бы! Между тем разговор шёл в удачном для меня направлении.
- Вот видите, - радостно говорит купец, - какой дикий мужик! Совсем ненормальный. Стравите его с «приезжим», майор, и посмотрим, кому больше достанется.
С приезжим?.. Интересно, кто это? Из стран Азии рабочий, что ли?
- Да, - отвечает офицер, - теперь и я вижу, бешеный парень. Ничего, мы его энергию на дело направим… Один вопрос: он по-русски говорит?
Тут мне пришло время блеснуть знанием русского языка. Слава богу, ситуация пустячная, как раз есть готовая фраза.
- По-русски говорю! Хорошо говорю! – промычал я, так как лицо было частично придавлено к полу.
- Отлично, по рукам, - сказал офицер, - вот, сколько просил.
Чем именно он за меня расплатился, я не видел, голова была повёрнута в другую сторону.
- Ну, вы, гориллы, что стоите?! – рявкнул купец на своих помощников. – Поднимите канадца. И развяжите, пусть теперь павелецкие сами его усмиряют.
Продолжая играть свою роль, я весьма выразительно потёр кисти рук, расправил плечи и смачно выругался в лицо громиле, которого недавно боднул в пузо:
- Ты сучкин потрох!!! – ругательство, которому меня научил Гоша, мой наставник в сложном и не понятном русском языке, долгих ему лет здравствовать!
Тот только посмотрел на меня хмуро и молча зашагал за хозяином.
А ко мне уже подходили со всех сторон местные военные. Ох, и серьёзные же тут собрались ребята… Хорошо, что на мне эта нелепая «боевая раскраска» под индейца (на раскраску настоящих спецназовцев не похожа, но им-то откуда это знать…), а то бы моё, мягко говоря, не очень мужественное лицо вызвало серьёзные сомнения у командира. А так он вроде был спокоен, даже рад…
- Ну, бойцы, - сказал торжественно офицер, - принимайте новенького. Канадская морская пехота!
Все удивлённо зашептались.
- Каким дефицитным товаром купчина торгует! Где он только откопал такого?! – шептались двое военных.
- Во вторую мировую хреново помогали, гады, так хоть сейчас подсобите! – пошутил неприятный, низенький, курчавый тип с юркими, насмешливыми глазами.
Вот ведь тупоголовое создание… Лишь бы ругаться! Мы, канадцы, тут при чём?! Вот бы рассказать ему про Дьепп!.. Но лучше молчать. В конце концов, что такое Дьепп в сравнении со Сталинградом?..
- Ну, теперь, мужики, у нас тут прям интернациональная бригада! – заметил добродушно огромный солдат, настоящий гигант. Он казался тут самым миролюбиво настроенным, даже и не верилось, что солдат. Верно говорят: сила обычно означает доброту.
- Как звать тебя? – обратился ко мне тем временем офицер.
- Лоуэлл Смит! – торжественно выговорил я.
- Имя сложновато,- покачал головой майор. – Фамилия зато отличная. Ну, мистер Смит, добро пожаловать на «Павелецкую».
На этом «торжественная часть» и кончилась. Майор передал меня на попечение мрачному, совершенно седому типу, которого назвал старшиной Никаноровым.
- Очень кстати, - заметил хмуро старшина, - как раз у меня одного выбило.
Значит, люди тут гибнут – пронеслось в голове. Это плохо. С другой стороны, они везде гибнут.
Старшина на форму мою, а особенно на «раскраску» и на флаг с кленовым листом на рукаве (и откуда толстяк его такой добыл?..) посмотрел с неодобрением, но от комментариев воздержался.
- Значит так, канадец, - заговорил он сурово, - наша смена в двенадцать ночи. До этого отдыхай, а как нолики на часах загорятся – чтоб был на посту как штык. Оружие на посту получишь.
И вот я сижу прямо на полу у колонны (скамейки все заняты), и пытаюсь собраться с мыслями. Почему-то никто ко мне не приближается, вопросов не задают, видимо, моя «боевая раскраска» отпугивает народ. А потом люди вообще все куда-то пропали, так что никто не мешал думать.
Значит так, пока меня не раскусили. То, что Канадский Коммандос никогда такую форму не носили – не важно, им-то откуда это знать. Но разве в форме дело?.. До первого сражения с врагом, каким бы он ни был, я ещё смогу продержаться. А потом, чувствую, настанет мне конец. Какой из меня солдат?.. Если уж в битве чужие не уложат, то потом сами же павелецкие пристрелят. М-да, хорошенькая перспектива.
Эх, вот бы сейчас добраться до родной Антанты! В этот добрый, чудесный мир, где нет ненависти и злобы… К моим милым, родным друзьям: Скотту, Агнии, Гоше, Карине… Я даже старой ворчунье миссис Лоренс буду рад до умопомрачения!!! Но, увы, «Марьино» далеко, бесконечно далеко…
Усилием воли беру себя в руки. Спокойствие, только спокойствие, как говорил герой старого советского мультика, я его очень любил, только забыл, как называется. Пока что всё не плохо. Понадеюсь, как русские, на авось. Главное, лишнего не болтать, вести себя тихо… Кстати, насчёт «болтать». Судя по тому, что сейчас караульные сидят вместе у костра и беседуют, в моё дежурство будет то же самое. И мне придётся мнооого говорить, тут двух мнений быть не может. Они уже наверняка успели за столько ночей всё на свете обсудить, а я – новый человек, да ещё и иностранец... Расспросам не будет конца, надо заранее подготовиться…
И я был прав.
Стоило мне ровно в двенадцать показаться на посту у эскалаторов, получить из рук старшины видавший виды АК-47 (ну и тяжёл же!) и усесться у потрескивающего костерка, где уже сидели четверо бойцов, как сам же Никаноров задал первый вопрос.
- Где воевал, Смит?
Вопрос, что называется, с подвохом. Не «воевал ли ты», а «где ты воевал». А это значит, что и ответа на него ждут не «да» или «нет», это вообще не обсуждается, а указания на конкретный конфликт. Скажи я, что вообще-то нигде не воевал – разочарую, а этого не надо. Ну что ж, придётся врать, что делать-то.
- В Ираке.
- Это в 2003-ем? – тут же уточнил тот самый гигант.
- Нет, в 1991-ом! – моментально отозвался я, и добавил: - В Персидском заливе которая.
И хорошо, что не согласился на 2003-ий год... Хотя мне тогда было шесть лет, но возраст мой никто всё равно не знает. Ту войну, которая кончилась свержением режима Саддама Хусейна, я слышал, русские не любят. Говорят, что это всё из-за нефти. А вот в заливе – там другое дело, там войска ООН спасали от вторжения крошечный Кувейт. По лицам ребят вижу – успокоились. А в первый момент, как только слово «Ирак» прозвучало – напряглись, особенно тот, с юркими глазками. 0:1 в мою пользу.
- Да, - сказал гигант, его звали Леонидом Королёвым, - иракцы тогда совсем охамели. Это ж надо, напасть на страну, которая в сто раз меньше! Молодцы, что вмешались.
- Много народу убил? – поинтересовался ещё один мужик из моего отряда, Пётр Иванов, такой же обычный, как и его имя: среднего роста, крепкий, коротко стриженный – самый обычный солдат, такого увидишь – ни за что внешность не запомнишь.
- Нет, не пришлось, - ответил я, постаравшись сделать вид, что немного этим фактом расстроен, - наши только авиацией работали. Мы, пехота, в Эль-Кувейте стояли, в тылу. Мирных граждан охраняли, - добавил с гордостью. Многие неприятные вопросы отпали сами собой, и слава богу…
- Ничего-ничего, - похлопал меня по плечу старшина, - у нас тут, в метро, будет, кого мочить.
«Мочить»? Причём тут это?.. А, это их синоним слова «убивать», его даже президент их употреблял. Пока я соображал, в беседу вступил, наконец, неприятный тип, и я сразу понял, что не зря сразу его пометил значком «опасность». Алексей Гоголевский, вот как его зовут… Ударение на «Е», главное не забыть.
- А что это у тебя, Смит, на куртке знак Канадский, а на пилотке – Британский?
Три тысячи чертей!!! Потому, что этот торговец, чтоб его, так меня вырядил! А почему вырядил – кто ж его знает?! Но отвечать надо. Попробую сымпровизировать.
- Хотя мы, канадцы, являемся формально подданными Великобритании, - заговорил я с гордостью, - но мы – сами по себе! И армия наша – отдельная боевая единица. Потому, чтоб всем было ясно наше положение, носим два флага.
- Только одна поправка, парень, - добавил Гоголевский, - нет больше ни Британской армии, ни Канадской… И стран этих больше нет.
Я сделал вид, что ужасно расстроен… Точнее, я и правда был расстроен этим напоминанием! К Британской армии я, конечно, никак не относился, но вот страну свою родную жаль, очень жаль…
- Ты, это, Лёха, не порть мужику настроение, - неодобрительно заметил гигант, - что тебя, за язык кто тянет всё время напоминать, что всё погибло и ничего не осталось?!
- Но это же правда!
- В п**ду твою правду! – смачно выругался старшина, и Лёха мигом замолчал, так ему и надо. - А ты, Смит, не грусти, - добавил Никаноров, - мы ещё и поживём, и повоюем. Верно говорю?
- Верно-верно! – зашумели остальные. Бойцы улыбались, и я улыбался вместе со всеми.
Пока что, как говорят русские «полёт нормальный». Дай бог, и дальше будет не хуже!
У меня тоже накопились вопросы: почему население ночью прячется в переход, почему гермозатвора, который отделял людей от внешнего мира у нас, на «Марьино», на этой станции нет, откуда они берут электричество и боеприпасы… Но я пока лучше помолчу. Ещё успею всё узнать. Не всё сразу.