ВСЕ ЗАМЕЧАНИЯ ПИШИТЕ!!!
Вверх, в Нижний! - глава 3
Сообщений 1 страница 6 из 6
Поделиться22010-07-10 23:01:50
О страшной опасности и о великом искусстве
Через 2 недели после Войны в служебном помещении «Бурнаковской», ставшем резиденцией Полковника, проходило экстренное совещание.
Вдоль стены сидели в ряд на стульях: Жигалов, Клыков, а так же Руслан Батистов – солдат с «Моковской», далее Тоня Бакаева – главный медик станции, и ещё один человек, представленный Полковником просто как Иван Семёныч – пожилой мужчина, почти старик, одетый в форму работника метро. Жигалов сидел, сложив руки на груди, устремив взгляд в ему одному видимую точку, и всей своей позой демонстрировал сосредоточенное раздумье. Эд нервно теребил в руках кепку и то и дело начинал постукивать сапогом по ножке стула. Тоня и Иван Семёныч шептались в полголоса, оба были бледны и растеряны, а Руслан, сильно робевший в присутствии такого высокого командования, старался сидеть тише воды ниже травы.
Перед ними, сцепив руки за спиной, ходил туда-сюда Полковник, и говорил резким, взволнованным голосом, то и дело нервно откашливаясь.
- Итак, ребята, все вы уже знаете, зачем мы собрались тут, но хочу обозначить проблему ещё раз, лишним не будет. Та еда, которую мы доставляли всё это время снаружи, оказалась крайне вредна. Всему виной – чёртова радиация. И что нам делать – не понятно. Тоня, расскажи им.
- Дело, в самом деле, очень плохо. То, чем мы кормим людей, можно назвать «съедобным» лишь очень условно, - заговорила Тоня, звенящим от волнения голосом, - Даже взрослых тошнит от этой еды. А дети многие вообще умирают. Причину не разглашаем, но, кажется, люди уже начали понимать, что происходит, и намерены объявлять голодовку…
Лейтенант Жигалов молча кивнул.
- Вот, собственно, и всё. Надо завязывать с продуктами, которые были облучены. Больше мне сказать нечего.
Затем слово было дано Жигалову, который сообщил, что их собственное хозяйство не сможет обеспечить едой население ещё как минимум месяц, и от этой новости все собравшиеся на совещание помрачнели ещё сильнее. Потом встал Руслан с «Московской».
- У нас та же проблема! Натаскали с поверхности чёртову кучу жратвы, одних консервов – гора, да только горький вышел сыр халявный. Или как там звучит эта поговорка?.. В общем, травится народ. Мы-то ладно, крепкие мужики. Но детей до слёз жалко! Вот вчера сцену видел: мама пытается кормить мальца, а тот просто воет, так не хочет этой отравой давиться. И, чёрт побери, я б на его месте тоже б плакал! Ходили к Листову, к Федотовой, и что бы вы думали, что они сказали?
- Что? – вырвалось у всех.
- «Мы едим – и ничего. Не хотите – не ешьте, другого не будет».
Полковник фыркнул, Эдуард выругался, а лейтенант лишь пожал плечами:
- Узнаю Ольку. Странно было бы, если б она сказала что-то другое.
- Но мы, я и двое ментов, что со мной пришли, - продолжал с жаром Руслан, - терпеть это не намерены! Что делать – мы не знаем, но помочь готовы!
- Спасибо, парни, - с чувством ответил Полковник, - но сейчас думать надо. Думать и решать, что нам делать.
С минуту все молчали, потом заговорил Клыков.
- Сколько там человек прожить может без еды? Вроде сорок дней?
- Это теория, - снова пожал плечами лейтенант Жигалов.
- И всё же не с потолка она взята. А наше хозяйство через месяц сможет всех прокормить. Вот и давайте потерпим этот месяц. Всего делов-то.
Полковник нервно хихикнул, Жигалов мрачно сплюнул.
- Прости Эд, но подобной тупости я от тебя не ожидал услышать…
- Ну как же, - начал горячиться солдат, - месяцок голодовки – не так уж страшно. Опять же, понемножку ведь сможем давать и мяса, и яиц…
- Вспомни поскорей, что ты не в армии, парень, - оборвал его Полковник. – И тебе тут не спецназ ГРУ. Что ты, Эд, продержишься без пищи хоть все сорок дней, сомнений нет. А дети? А женщины? А старики? О них ты подумал? Или пусть себе умирают?
- Они так и так умирают, - развёл руками сконфуженный Клыков. – Но спору нет, потерять половину населения – это будет кошмар.
Снова наступила тишина, потом заговорил мрачно, с горечью Жигалов.
- Метро нам досталось – врагу не пожелаешь… Ни хрена нет! Вот в Москве, слышал я, в метро – запасы всего, что душеньке угодно. И помещения специальные, и резервные генераторы, и склады аварийные… Не то, что у нас, твою мать!
Все понурили головы. И в этот момент по-старомодному, нараспев заговорил вдруг человек, представленный Иваном Семёнычем.
- Такого рая, как в Москве, у нас нету, ваша правда. Но зря считаете вы, начальник, что совсем ничем не может наша, Нижегородская подземка похвастаться. Есть один склад…
И тут же все лица, ещё секунду назад понуренные, повернулись в сторону пожилого работника метро.
- Склад, говорите вы? – переспросил, сощурившись, Полковник.
- Склад, - кивнул Иван Семёныч. – И что важно – подземный! Надземные-то нам не нужны, толку менять шило на мыло. А вот этот – под землёй, от радиации, стало быть, спрятан. Я сам не видел его, но толков много про место это ходило среди наших рабочих. Что, мол, когда «Горьковскую» достраивали, уже витала опасность войны ядерной. И потому в последний момент построили около станции помещение подземное, а там – всё для выживания.
- И вы сможете найти это место?! – воскликнул, подаваясь вперёд Жигалов.
- Я не говорил этого, начальник... На схемах станции едва ли есть этот склад, а сам я не бывал там. Потому отвести к месту и дверцу открыть не смогу. Лишь попытаться найти обещаю.
Клыков скептически покачал головой, Полковник тоже явно был расстроен финалом речи Ивана Семёныча, но сказал:
- Лучше, чем ничего, друзья. А выбора нет у нас. Так что собирай отряд, Эдуард. Оружия много не брать, а вот мешки захватите. Вы, Иван Семёныч, за проводника. И да поможет вам Бог, парни…
- Да поможет нам ОН, хоть и не верю я в него - прошептал Клыков и поспешно вышел.
Поделиться32010-07-10 23:02:27
* * *
Они заставляли ноги идти последними усилиями воли, каждый шаг давался с трудом. Держась за поручни лестницы, пошатываясь на ходу, поднимался на «Буревестник» Шестой Отряд. Впереди Петя, за ним Катя и Женя, замыкающий – Уолтер. В отряде числился ещё Семён, но он вывихнул ногу и остался в метро.
Костюмы радиационной защиты сильно стесняли движения, сапоги казались налитыми свинцом, ружья резали плечи, а тяжеленные палатки и спальные мешки, которые они тащили на станцию, так и хотелось бросить к чертям собачьим. И этот поход был третьим за сутки! Доставив очередной груз на «Бурнаковскую», ребята падали на пол, постепенно приходя в себя, но совсем отдохнуть не удавалось – проходило два-три часа, и они опять должны были надевать осточертевшие противогазы, взваливать на плечи ружья и карабины, и снова тащиться наружу. Даже американец, первое время делавший вид, что для него это всё в радость, перестал уже притворяться и то и дело цедил сквозь зубы универсальное слово «fuck».
Казалось бы, за две с лишним недели каторжного труда жители подземки должны были перетащить на станцию всё, что есть в городе, но, как в сказке про чудище, у которого отрубаешь одну голову – вырастают ещё две, чем упорнее они трудились, тем больше становилось работы. Даже использование автомобилей не сильно облегчало задачу: на улицах стояло столько брошенного автотранспорта, что приходилось одному человеку ехать, а другим расчищать дорогу (ездить-то надо было в разные места), так что всё равно люди страшно уставали.
Из тех двадцати пяти человек, что составляли Первый Отряд, выжил только Эдуард Клыков. Невероятно выносливый организм юноши сумел устоять в борьбе со страшной болезнью, но он превратился в тень самого себя, похудев почти в два раза.
Многие мужчины выбыли из строя за эти страшные дни. Кто-то падал в канализационные люки, кто-то вывихивал ноги, кто-то от переутомления и плохой пищи не мог уже даже ходить, не то, что работать. Ещё один человек разбились в потерявшем управление автомобиле. В результате от двенадцати защитных костюмов уже меньше, чем через месяц осталось только восемь, пропала и половина противогазов. Большую беду принесла поспешность, с которой проводилась подготовка людей: ещё в первый день семеро канавинцев надели защитные костюмы, но… умерли от облучения. Потому что лишь после похода в Большое Козино оказалось, что они надели свои костюмы неправильно, а никто за этим не проследил!
Уже давно от постовых на «Буревестнике» стали приходить рапорты, что среди мёртвого города появились какие-то люди. Откуда они могли взяться, было не совсем понятно: первую неделю после катастрофы Нижний словно бы вымер, все его жители или спрятались, или умерли, и отряды из метро, отправляясь на задания, не видели вокруг ни одного живого существа. И вот люди снова появились. Они рыскали среди домов, хватали всё то, что ещё не было разграблено, засовывали с мешки, сумки.
- Сдаётся мне, что они из-за реки, из Верхней части! - сказал постовой.
- Вряд ли, там всё убила радиация. Скорее, это соседние города и посёлки, Дзержинск, Кстово, Балахна, - заметил Полковник, выслушав доклад постового, - мародёрство продолжается.
- Они что, не понимают, что сдохнут тут?! - воскликнула Катя.
- Stupid idiots, - процедил Кларк, уже более-менее понимавший русский язык на слух.
- Хрен их знает, что они там понимают, - мрачно ответил Полковник, - но только, чувствую, нам скоро будет уже не за чем ходить наружу. А впереди ещё не одна волна мародёрства, вот увидите. Скоро потянутся Богородск, Павлово, Володарск…
- Меня Арзамас особенно беспокоит, - вставил Жигалов, - по нему вроде тоже удар нанесли. А там же предприятия химические!
- Ну, тут как раз не стоит беспокоиться, - заметил Полковник, - погибли они там все, это ясно.
- Может, и погибли… - ответил зловеще лейтенант, но не стал делиться мрачными предчувствиями.
Итак, грабители из окрестных посёлков появились на улицах города. Сначала этим безумцам казалось, что радиация никак себя не проявляет, но уже очень скоро они начинали испытывать такие мучения, что на самом деле сходили с ума.
С одной такой группой свихнувшихся мародёров уже пришлось сегодня драться Третьему Отряду, собранному из людей с «Канавинской». Ребята не решились сразу открывать огонь по людям, за что и поплатились – обезумевшие, умирающие на ходу мародёры налетели на отряд и принялись колотить канавинцев палками, кидать камнями, душить голыми руками. «Чокнутых», как их стали называть, гнал вперёд ни голод, ни страх и ни ненависть, а сила куда более грозная – безумие, и потому остановить их было невозможно – только уничтожить, что и сделали в конце концов ребята из Третьего, расстреляв чокнутых в упор, и потеряв одного человека: чокнутый сорвал с него противогаз и задушил.
С чокнутыми пришлось столкнуться и Шестому отряду, отправленному в туристический магазин. И пока девушки и Петя были заняты поиском палаток и спальных мешков, Уолтер стоял на страже на крыльце магазина. Он и увидел бегущих в их сторону людей, и, не теряя времени, тут же вскинул дробовик МР-133, который ему со странной улыбкой дал в первые дни Петя.
Один из нападавших упал, как подкошенный, сражённый зарядом картечи. Американец выпустил второй заряд – ещё один враг свалился на землю. Подбежали девушки и дружным залпом застрелили ещё двоих, а Петя из «Зубра» уложил последнего чокнутого. Но после этого и впечатлительная Женя, и даже отчаянная Катя сидели на земле и плакали, не обращая внимания на опасность, на то, что слёзы текли прямо в противогазы. Парни, хотя тоже были подавлены, всё же нашли силы закончить работу, и отвели боевых подруг к станции…
Оборона «Буревестника» была налажена грамотно, Полковник и тут оказался на высоте. На самой станции постовых не было: слишком силён был радиационный фон, но поезд, застрявший в перегоне, разъединили на вагоны, и все их, кроме одного, отогнали на «Бурнаковскую», сделав жилыми. А головной так и остался на перегоне, на половину перекрыв туннель, а значит – и доступ к «Бурнаковской». Двое караульных, Семёнов и Быков, вооружённые карабинами «Сайга», дежурили там по очереди постоянно. Вот и сейчас, хотя и было ясно, что идущие – свои, Быков выскочил из вагона и потребовал пароль. Но ответа не последовало. Посмотрев на мрачные, осунувшиеся лица ребят, он не задал больше вопросов. Молча помог Быков усадить девушек на дрезину, и как следует толкнул её, чтоб Пете было проще ехать.
Эта дрезина, найденная в тупике «Буревестника», сначала, казалось, сделает их жизнь почти вольготной. Увы, этого не случилось. Добираться до «Буревестника» стало легко, но и число выходов сразу в разы увеличилось. К тому же, если обратно дрезина катилась под уклон сама, то на пути туда приходилось изо всех сил налегать на рычаг. Тем не менее, Полковник и слышать не хотел о том, чтобы разобрать завал.
- Нет уж, мистер янки, - заявил он Уолтеру, когда тот предложил открыть вестибюль, - сейчас по поверхности бегают психи, а кто будет завтра бегать? Может, и успеем опять завалить, а может, и нет. И откуда взять людей, чтобы удерживать столько входов? А «Буревестник» оборонять – проще простого.
Командир был прав, как ни утомительны были походы, больше никто не смел роптать.
Итак, Шестой отряд вернулся на «Бурнаковскую». Кое-как дотащившись до костра, все четверо, едва успев стащить защитные костюмы, как по команде рухнули на куртки и почти все тут же заснули мёртвым сном.
Надя, не ходившая наружу, сидела рядом и смотрела на спящих товарищей. Жизнь в метро стала сплошным испытанием для этой строгой, образованной девушки, воспитанной родителями на Толстом, Пушкине, Лермонтове. Ещё лишь месяц назад ей казалось верхом бескультурья даже громко чихнуть в общественном месте. А сейчас… Сейчас она ходила уже много дней в одной одежде и предпринимала героические усилия для того, чтоб от неё хотя бы не воняло; ела руками, так как на поиск ложек и вилок никто и не подумал тратить силы, спала на сваленном в кучу тряпье, трясясь по ночам от холода, хотя каждому жителю и были выданы тёплые свитера и куртки, и от всего этого Надя испытывала такие страдания, что хоть волком вой. Единственной отдушиной были для Нади беседы с отцом Вениамином и служба в церкви, которую священник освятил в честь Благовещения.
Сначала идея с церковью казалась авантюрой. «Самоуправление», действовавшее на «Канавинской», категорически отказалось от церкви. Отца Вениамина с Линой пришлось доставить на совершенно не приспособленную для этого «Бурнаковскую», служебные помещения тут были заняты командирами, и Полковник съезжать отказался категорически. Отведённый под церковь вагон поезда меньше всего на свете походил на храм. Иконок удалось найти на все три станции пять штук, и те были маленькие, на стенах смотрелись сиротливо. Не было ни свечей, ни церковной утвари, единственное Евангелие имело карманный формат, но Полковник не разрешил посылать за всем необходимым для церковной службы отряд, тем более что до ближайшего Храма идти было далеко.
Но отец Вениамин воспринимал все трудности спокойно, а вместе с ним успокоились и его ученицы, Лина и Надя. На их глазах священник начал творить «чудеса». Он взял кастрюлю, и назначил ей «роль» чаши для освещения воды; взял большой чемодан, сделал его аналоем; нарезал лучин – они стали свечками и так далее. И когда Надя спросила, не есть ли это святотатство, отец Вениамин лишь благодушно улыбнулся, и ответил, что в катакомбных церквях не было и этого, но службы велись.
- И вообще, - говорил он не раз, - внешняя, предметная сторона ничтожна, она почти ничего не значит. Символы есть символы, они суть мирские явления, важнее – суть. А она не меняется, хоть ты в кружке воду освяти.
Поделиться42010-07-10 23:02:55
Сначала церковь пустовала. Когда отец Вениамин служил первую службу, то кроме помогавшей ему Нади, Ангелины, исполнявшей роль хора, и трёх прихожан: Тони, Жени и лейтенанта Жигалова, тихо стоявшего в углу с фуражкой в руках, больше никого не было. Но потом народу стало собираться больше и больше, вагон стал наполняться людьми. Потянулись пожилые люди, стала приходить и молодёжь, постоянными прихожанами были солдаты; даже с «Московской» начали приходить небольшие группы верующих. И в один прекрасный день даже Уолтер Кларк, сначала относящийся к отцу Вениамину с полным равнодушием, пришёл к священнику за благословением, перед тем как идти наружу. Отец Вениамин, благословляя американца, весь светился от внутренней радости.
Итак, в церкви во время служб Надя была счастлива, но стихали молитвы, проповедь кончалась, отец Вениамин занавешивал двери вагона, чтобы отдохнуть и вздремнуть, и Надю снова охватывали все её страхи и терзания. Конечно, отец Вениамин пытался убедить девушку в том, что мучения плоти не существенны, но уж вот в этом священник не преуспел. И вот Надя каждый раз снова оказывалась окружённой со всех сторон жестокой действительностью: грязной одеждой, грубым обращением людей, жёсткой подстилкой, на которой она лежала большую часть времени, погружённая в тягостные мысли.
Вскоре проснулась её подруга Женя, она не могла спать по иной причине: девушку мучили кошмары, ведь сегодня Женя, спустив курок ружья, впервые застрелила человека. Красавица плакала, подруга пыталась её утешить, хотя и сама нуждалась в утешении.
Через час рядом с девушками на пол опустился ещё один жестоко страдающий человек: лейтенант Жигалов. Вот кому приходилось, наверное, ещё тяжелее, особенно, после того, как уехал Клыков.
Лейтенант тоже ходил наружу, вооружённый найденным на посту милиции АКСУ, ходил с каждый третьим отрядом. Но не это было главным испытанием для мужественного офицера. Лейтенант, первый помощник Полковника, оказался между двух, даже трёх огней. Первым «огнём» был сам Полковник, который нередко не задумывался, выполним или нет его приказ, просто вызывал Родиона в кабинет и говорил ему: сделать это и то. Вторым «огнём» были ребята, которым он передавал приказы, и которых должен был поднимать снова и снова, и почти гнать наружу. Третьим «огнём» была «Канавинская».
Уже на вторую неделю Полковник решил поделить население станций пополам: всех мужчин, а так же тех девушек, что пожелали примкнуть к мужчинам (их набралось не больше десятка) собрать на «Бурнаковской», а остальных женщин, детей и стариков отправить на «Канавинскую». И теперь сложнее было сказать, что давалось Жигалову с большим трудом: выходы наружу или поездки на «Канавинскую».
Дело в том, что на станции из активных женщин лет сорока почти сразу сформировалось нечто вроде правительства. Занято было это «самоуправление» в основном тем, что накидывались с претензиями на любого, кто приходил с «Бурнаковской». Даже отца Вениамина они буквально за пару дней сумели довести до состояния ужаса, так что священнику пришлось уносить ноги подобру, поздорову. Недовольны «тётки» были, если говорить кратко, всем. Почему не работает электричество и когда его починят? Почему костры такие большие, вдруг дети в них попадут и сгорят? Почему курицы несут так мало яиц? Когда уже, наконец, расплодятся свиньи? Какого лешего мешкает Клыков, почему до сих пор не доставлена еда со Склада? И так далее в том же духе. И объяснить дамочкам что-либо было совершенно невозможно, они никого и не думали слушать. Растерялся сам Полковник, один единственный раз решившийся поехать на соседнюю станцию и вернувшийся совершенно подавленным.
- Вот тётки, вот стервы! - бормотал он потом. - И главное: что делать-то? Не стрелять же в них!
А Жигалов мрачно кивал. Вот и сейчас лейтенант вернулся с соседней станции, куда он отвёз продукты. И то, с каким страданием в глазах глядел он на огонь, говорило ясно: в этот раз всё было ещё хуже.
- Они опять ругались? - осторожно спросила Женя.
- О да, - отозвался лейтенант с непередаваемым страданием в голосе, - разожжем костёр поярче – жарко им. Сбавим пламя – холодно. А с тех пор, как поняли, что жратва отравлена, голодовкой угрожают.. А нам что, чёрт побери, делать?!
Лейтенант в бессильной злобе сжал кулаки. Потом вскочил и стал надевать костюм.
- Куда вы? – спросила Надя.
- Наружу! А то ещё убью кого-то, - резко ответил Родион, схватил АКСУ и скрылся из виду.
Женя с минуту лежала, размышляя. Потом встала, взяла свой ТОЗ-34, и, не обращая внимания на возгласы подруги, пошла к дрезине.
- На «Канавинскую», приказ лейтенанта Жигалова, - обратилась она к сидевшему на дрезине пожилому мужчине.
Ещё метров за двести до станции шум, доносившийся с неё, был уже таким громким, что начинали болеть уши. Сотня детей одновременно рвала глотки, кто во что горазд: кто плакал, кто смеялся, кто пел. Когда Женя оказалась на станции, то в первый момент вообще чуть не оглохла, однако, это было только началом испытания. Не успела она войти на перрон, как к ней тут же подступило «самоуправление». Дрезина тут же поехала обратно, её водитель не имел желания общаться с местным населением, вот так и вышло, что Женя осталась совершенно одна.
Сначала «тётки» как назвали их на «Бурнкаовской», думали, что Женя доставила еду, и были настроены более-менее миролюбиво, но стоило Жене сказать, что продуктов она не привезла, а приехала для другой цели, как тут же на неё градом посыпались упрёки и жалобы. Тёток было, надо сказать, совсем не много, всего человек десять. И далеко не все на станции были настроены столь агрессивно. В заднем вагоне стоящего на станции поезда собрались старики, молодые девушки, и другие люди, которым самим было невмочь терпеть «правительство», но толку от этой «оппозиции» было мало: своей активностью десять «представительниц населения» дали бы фору самому Полковнику.
Женя пыталась что-то говорить, даже пробовала кричать, но всё было без толку. Сквозь ту какофонию, что творилась тут, не пробился бы ни один голос. И тогда, исполненная отчаяния, Женя сорвала с плеча ружьё и выстрелила в воздух. На мгновение наступила тишина, потом завыла в голос дюжина детских глоток, а самая рьяная «поборница прав жителей» закричала: «Да как вы смеете!» Но второй заряд, выпущенный в потолок, заставил заткнуться всех. И в наступившей тишине раздался звенящий от гнева голос Жени.
- Вы, значит, недовольны?! Вы считаете, что мы о вас не заботимся?! Вы говорите, что здесь плохо?! Что ж, сейчас я раскидаю камни завала, и идите наверх! Что, не хотите?!
Она обвела всех негодующим взглядом.
- Но я пришла не для того, чтобы читать вам нотации. Я пришла, чтоб сказать только одно: мы теряем людей, мужчины гибнут один за другим. Тридцать пять человек уже мертвы, пятнадцать искалечены. Лучшие солдаты посланы на "Горьковскую", и одному богу известно, что с ними сейчас происходит! Но если вы перестанете есть, то им некого станет спасать!!! Вы хотите этого?!
- Нет! - в голос крикнули девушки, пробравшиеся за это время ближе к Жене.
- Тогда за мной, поможем мужчинам! Вперёд!
И, не оборачиваясь, Женя зашагала прочь со станции, а за ней кинулось с полсотни молодых женщин. Дети кричали и хватались за их юбки, старушки ломали руки и умоляли дочерей образумиться, но девушки вырывались из объятий, отталкивали руки родственников, и одна за другой исчезали в мрачном жерле перегонного туннеля.
Поделиться52010-07-10 23:03:15
* * *
Американец Уолтер Кларк и Катя встали в строй последними, за что были смерены испепеляющим взглядом лейтенанта Жигалова. Причина опоздания была у них, конечно, самая что ни на есть уважительная: эта ночь была у молодых людей первой, проведённой вместе, но счастливые влюблённые предпочли отмолчаться в ответ на тяжёлый взгляд лейтенанта, и правильно сделали – одну парочку, начавшую качать права, Жигалов уже послал на чистку туалета…
- Слушайте приказы Полковника, ребята, - обратился лейтенант к выстроившимся перед ним бурнаковцам, - необходимо пополнить запасы дров. Требуется восемь человек: больше костюмов у нас всё равно нет. Из них пять дровосеков, то есть вы, - кивнул он четверым крепким, спортивным барышням из Первого Женского отряда, которые почти всегда выполняли обязанности лесорубов, - и ещё Семён Симонов, - обратился он к брату Пети, который накануне в очередной раз был найден спящим на посту.
Сеня попробовал было возмущаться, но лейтенант рявкнул на него так, что Семён тут же заткнулся.
- Не спорить! Командовать отрядом поручается Пете, охранять – мистеру янки и Кате. Теперь остальные приказы. Женя – по приказу Полковника ты сегодня едешь на «Московскую». Решено снова предложить этим несговорчивым сукиным сынам союз… Разумеется, не в таких выражениях, Жень...
- Я понимаю, - вздохнула девушка, - только Федотову никакими словами не переубедишь….
- И всё-таки Полковник приказал постараться. Дрезину дать не могу, обе заняты.
- Ничего, пешком дойду, я уже привыкла, - ответила Женя.
- Вот и отлично. Тоня – у нас вчера одна девчонка из Третьего Женского порезала руку, но делала вид, что всё нормально. Перед парнями выпендривалась, дура… Теперь вот благим матом орёт, заражение началось. Окажи помощь. Ну, и новые пострадавшие от пищи... Как обычно.
Медсестра устало кивнула. Вот кому приходилось сейчас, когда число раненых росло ежедневно, особенно тяжко…
- Ну и последнее. Оставшиеся дамы из Первого Женского сегодня отправляются на птицеферму, Второй Женский– в свинарник, Третий – на посадки шампиньонов. Хоть бы они быстрее росли...
Спустя десять минут две дрезины уже мчались по туннелю в сторону «Буревестника». На первой разместились трое охранников, Петя и Кларк по очереди становились за рычаг, Катя дремала рядом, улёгшись на краю дрезины. На второй мчались девушки-дровосеки, которых, скрепя зубами от натуги и обиды, вёз несчастный Сеня. В принципе, девушки из Первого Женского были достаточно крепкие, они и сами отлично справились бы с дрезиной, но Семёну вообще не везло, вот и сейчас все барышни сделали вид, что жутко устали, и тихо посмеивались над обливающимся потом юношей.
Теперь уже казалось вообще невероятным, как «Бурнкаовская» обходилась без трёх Женских отрядов. А ведь появление женщин во главе с Женей на станции вызвало сначала лёгкую панику: решив, что дамочки пришли предъявлять претензии, все мужчины бросились кто куда. Немалых трудов стоило Жене объяснить, что она привела помощь.
И вот работа закипела. В пару недель все самые срочные дела, которые наметил Полковник, были в целом закончены. Сначала на станцию пришла вода. Один насос подавал воду из Волги, и второй, резервный, был установлен в озере.
Куры, которых из Большого Козина доставили в первые же часы, сначала начали было дохнуть, но, к счастью, популяция домашней птицы стабилизировалась, а потом и стала медленно увеличиваться. Свиньи же ели всё что им давали, и были вполне довольны жизнью.
А затем случилось чудо, после которого Полковника все стали считать настоящим гением, и которое хоть немного отвлекло людей от продовольственной беды.
На третий день в метро Жигалов по распоряжению Полковника приказал лучшим людям доставить на станцию на грузовике из музея «Паровозы России» паровой двигатель. Уолтер был среди них. Как они намучались с этим двигателем – не описать! А главное – никто так и не понял тогда, зачем им это, раз они никуда не собираются ездить. Сначала отряд добирался на машине до музея, расположенного рядом с железнодорожной станицей «Кондукторская», потом они долго выпиливали двигатель из корпуса паровоза, потом грузили его в кузов, и уже это одно было пыткой, а когда на полпути кончился бензин у грузовика, руки вообще опустились у всего отряда. Пришлось посылать ещё один отряд, который и доставил через три часа треклятую груду железа.
И через два месяца после Войны все проснулись от того, что на станции… загорелся свет. Правда, только несколько ламп, по одной из светильника, но освещение в метро Нижнего и раньше не работало в полную силу.
Сначала никто просто не мог поверить, что такое возможно. Кинулись к Полковнику, тот сначала лишь посмеивался, а потом позвал электрика и попросил объяснить фокус. Оказалось, что свет давал… пар. Дровами, которые доставляли на станцию, набивали топку (вот зачем был нужен двигатель паровоза!), воду, которая шла на «Буревестник», а потом на «Бурнаковскую» по шлангам, заливали в котёл. Колесо крутилось, ток снимало приспособление, сделанное электриком – и свет горел! Самым же забавным являлось то, что от этой же энергии и стали работать насосы, качающие воду, после того как иссякли все аккумуляторы. Скоро такой же генератор сделали для «Канавинской». День, когда загорелся свет, стал для станций по-настоящему светлым!
Итак, две дрезины прибыли на границу населённого метро – к Вагону. Здесь кончалась зона, где не было радиации, и где могли пусть и с трудом существовать люди, и начинался чуждый им мир, путь в который охраняли двое солдат: Семёнов и Быков, они жили тут, в вагоне почти постоянно, дежуря по очереди: когда один спал, другой сидел с «Сайгой» наготове и внимательно следил за тусклым светом в конце туннеля, где была станция «Буревестник» и откуда могла нагрянуть в подземный город беда. Служба у парней была важная, но... ужасно скучная. И они были рады любому разнообразию.
Не успели дрезины подкатить к поезду, как из него уже выскочил, приветственно размахивая руками, Валера Быков.
- Никак снова экспедиция наружу? – воскликнул он. – Снова за дровами?
- За ними самыми, - ответил Петя, пожимая руку Быкову.
- А что на станциях делается?
- Ну что, всё как обычно. «Самоуправление» на «Канавинской» ликвидировали…
- И давно пора было этих тёток разогнать, - заметил Быков.
- С «Московской» никак союз не заключим, артачатся гады…
- Ничего, рано или поздно сами приползут!
- Посмотрим…
- А что с отрядом Клыкова, есть известия?
- Пока нет, Валер...
- М-да.. И что народ, всё жрёт эту гадость?..
- А что ещё жрать?.. Ладно, Валер, нам идти надо…
- Конечно-конечно, счастливого пути, - улыбнулся караульный, но в глазах его затаилась печаль. Парню предстояло опять торчать одному в поезде…
Зато вот Петиному отряду было не до скуки.
Вылазки наружу редко проходили гладко, и в этот раз людям, увы, особенно не повезло. Не успели дровосеки приняться за распилку деревьев, как Петя, пристально следивший за небом, подал сигнал тревоги, и тут же, вскинув свой знаменитый «Зубр» открыл огонь картечью. Подняв головы, люди увидели, что на них с сумрачного неба пикирует стая их злейших и опаснейших врагов – воронья.
Вороны, которые по не вполне понятным причинам не умерли от радиации, были настоящим бичом отрядов «Бурнаковской». Голодные, злые, летали полчища этих тварей над опустевшим городом, и кидались на всё, что двигалось. Вот и сейчас очередная стая крылатых хищников спускалась с сумеречных небес прямо на лесорубов. Два заряда картечи, выпущенные Петей, превратили в горстку перьев пяток ворон, грозный дробовик Кларка успел сделать то же ещё с десятком, и ещё пару крылатых созданий застрелила Катя. Обычно после такого отпора атака прекращалась, но, похоже, эта стая совсем осатанела от голода: оставшиеся в живых пернатые хищницы накинулись на людей, и вот тут закипел настоящий бой.
Чёрные крылья зашелестели вокруг, грозные клювы принялись безжалостно долбить людей в головы, ноги, руки, воздух наполнился отвратительным, зловещим карканьем, и моментами в криках ворон, казалось, звучали почти человеческие слова: «Убивай! Убивай!» И с одним-двумя людьми стая бы наверняка сладила, заклевала до смерти, но отряд Пети оказался всё же сильнее: замелькали приклады ружей, дровосеки принялись отчаянно размахивать топорами, и разрубленные вороны замертво попадали на асфальт. Сеня ловил набрасывавшихся на него ворон и сворачивал им шеи.
Через десять минут с вороньём было покончено. Кругом валялись десятки убитых птиц, лишь несколько крылатых тварей улепётывали обратно в небо. Но схватка вымотала всех; измождённые, измученные присели люди на поваленные деревья или прямо на землю, потирая бесчисленные синяки от ударов клювов. Хорошо хоть ткань костюмов выдержала, а то последствия атаки были бы куда печальнее. Руки и ноги людей точно одеревенели, не было сил подняться, но Петя всё же сумел встать, и, подавая всем пример, взвалил на плечо не только тяжеленное ружьё, но и огромное полено, и, еле передвигая ноги, поплёлся в сторону «Буревестника». Кое-как поднявшись, следом зашагали Кларк, Катя и девушки-дровосеки, последним ковылял Сеня.
- Господи, - шептал Сеня, еле удерживая на плече неподъёмное бревно, - когда же конец нашим мучениям?..
И будто в ответ ему донеслось с небес зловещее карканье, словно бы предвещая всем уцелевшим скорую смерть…
Поделиться62010-07-10 23:03:37
* * *
Во время обеда, когда Уолтер и Катя сидели рядом у колонны, блаженно вытянув усталые ноги, и с трудом заставляли себя есть тушёнку, которую - они это знали - есть было нельзя, произошло нечто невероятное: под сводами станции незнакомый, но необыкновенно бодрый голос продекламировал: «Uno… dos… tres!» И тут же зазвучала энергичная танцевальная мелодия и на глазах у изумлённых солдат Надя и Женя, две танцовщицы, принялись отплясывать весёлый, зажигательный испанский танец.
В первый момент люди просто опешили, но уже через пару минут все обедающие солдаты принялись притопывать и прихлопывать в ритме музыки, кто-то даже стал подпевать певцу, выкрикивающему в микрофон испанские слова, и подруги-танцовщицы, ободренные восторженными взглядами и возгласами, закружились в ещё более бодром танце. Уолтер хлопал вместе со всеми и стучал миской по полу; сначала он терялся в догадках, что же является источником музыки, но потом увидел стоящий у колонны маленький проигрыватель, провод от которого тянулся куда-то в темноту.
Сердца людей, ожесточённые суровой жизнью, оттаивали. На лицах играли улыбки, мужчины восхищённо ловили движения пластичных тел танцующих девушек, женщины – в мечтах представляли себя на месте Нади и Жени. И как будто теплее и светлее стало в этом мрачном, холодном подземном убежище, где жизнь людей напоминала кротовью.
Танец всё не кончался, и никто бы не возражал, если б он вообще длился бесконечно, так приятно и весело было смотреть на это чудо: на то, как после ядерной войны, на подземной станции-бастионе две красивые, гибкие девушки, чья жизнь в любой день могла трагически оборваться, отплясывали румбу! Забыв про всё, отрешившись от реальности, танцевали Надя и Женя, но тут… Реальность ворвалась в происходящее самым жестоким и суровым образом.
Раздался возглас Полковника, этот суровый, мрачный, но полный энергии и силы голос, что заставлял трепетать сердца всех жителей подземелья, и мгновение спустя магнитофон полетел через станцию от страшного удара кирзового сапога и с громких треском разбился о колонну, осыпавшись на пол кучкой обломков.
Все на миг замерли в оцепенении. Надя и Женя так и остановились на середине танцевального па; слушатели застыли, кто с поднятыми для хлопка руками, кто с приоткрытым для возгласа восхищения ртом, а между палатками показались две фигуры, появление которых неизменно вызывало у людей трепет: Полковник и его верный помощник лейтенант Жигалов. Офицеры тоже встали неподвижно, и если лицо лейтенанта не выражало абсолютно никаких эмоций, то Полковник весь просто трясся от негодования.
Наступившую тишину прорезал полный отчаяния возглас Нади: «Зачем, боже мой, зачем?!»
- Зачем?! – зарычал в ответ Полковник. – Хороший вопрос, детка. Я хотел бы задать его ТЕБЕ! Зачем энергия, которая ценится дороже золота, тратится непонятно на что?! Зачем вы с подругой тратите силы, необходимые для вылазок, на какое-то бестолковое кривляние?!
- «Непонятно что»?.. «Бестолковые кривляния»?.. – пролепетала Надя, и в глазах её появились огромные слёзы. – Да вы… Да как же вы не понимаете…
- Я не понимаю?! Я-то как раз понимаю. И знаю прекрасно, чего стоит для нас каждый грамм… В смысле киловатт электричества! И тратить его впустую не позволю.
- Полковник, - заговорила решительно Женя, видя, что подруга уже не может вымолвить ни слова из-за душащих её слёз, - если вы не принимаете танец, если считаете это величайшее из человеческих искусств «пустотой», значит… Значит в вашей душе нет ничего человеческого! – последние слова Женя выпалила на одном дыхании, и тут же разрыдалась сама так горько, что, казалось, растает сердце даже у каменного истукана.
Видно было, что слова девушки расшевелили даже лейтенанта, Полковник же и вовсе растерялся. Подойдя к безутешно рыдающим красавицам, пожилой командир осторожно погладил Женю по голове своей огромной ладонью, и проговорил успокаивающе:
- Ну-ну, будет-будет, дочка… Я, конечно же, понимаю и принимаю это искусство… И я сам когда-то любил смотреть танцы… Балеты там всякие, «Лебединое озеро», например. Но, милые мои, метро после ядерной войны – не место для танцев.
- Полковник прав, - проговорил подошедший лейтенант, - магнитофон тратит электричество, а у нас его лишнего нет.
- Но товарищи командиры, - заговорила снова Женя, поднимая раскрасневшееся лицо, - вы же видели, что сделал наш танец с людьми! Вы видели, как преобразились их лица! Да, человеку нужна вода, еда и прочее, иначе он умрёт. Но ему нужно и искусство, в противном случае умрёт ДУША!!! Лейтенант! Вы же умный человек! – при этих словах Полковник слегка нахмурился. – Вы пригласили сюда священника! Неужели даже вы не понимаете, что искусство важно?!
- Понимаю, - ответил мягко Родион Жигалов, - понимаю не хуже тебя, Женя. Но мы не можем позволить себе роскошь тратить энергию.
И, видя, как опять заливается слезами Женя, как мрачнеют лица собравшихся людей, как исчезает, улетучивается то состояние душ, которое на мгновение создал танец, Катя зашипела на ухо Кларку:
- Сделай что-нибудь, милый!
И Уолтер встал и решительно вышел на середину станции. Тут же все взоры обратились к нему.
- Listen меня! – обратился американец ко всем на станции. – Я считать, что метро без music and dance – есть very, very bad. Но зачем spent электричество? Search for a гитар! Я, сожалению, не play гитар... Кто play?
- Я немножко умею, - подал голос Петя.
- Играю кое-что из бардовского, - улыбнулась Женя, вытирая слёзы.
- А я – из фламенко пару вещей, - сказал лейтенант Жигалов, и вздох восхищения вырвался у Жени и Нади, - да, мистер Кларк, вы молодец, отличная идея! Ну что, друзья, - обратился он к Уолтеру, Пете и Семёну, - идём за гитарой?
Четверо мужчин, четверо друзей надели защитные костюмы, взяли ружья и автоматы, и немедленно поехали на «Буревестник». И ничто не остановило их на пути в музыкальный магазин: чокнутые падали, простреленные дружными залпами ружей, очередями автомата, вороны разлетались в клочья, пробитые зарядами дроби. Отряд шёл через мёртвый город, шёл, чтобы вернуть в метро возникшую было на миг гармонию. На пути назад они отстреливались втроём: Кларк бережно нёс, обхватив обеими руками, красивую и изящную, хотя и ужасно пыльную, шестиструнную гитару...
Этим же вечером под сводами «Бурнаковской» звучала ровная гитарная мелодия – Жигалов, сидя на ящике, старательно наигрывал уже в десятый раз «Playa del Carmen», а перед ним посреди станции снова кружились в страстном испанском танце Женя и Надя.
Все до единого солдаты «Бурнаковской» сидели и стояли вокруг тесным кругом, их лица светились от радости и умиротворения. Страшное напряжение спадало, исчезала, пусть и на время, страшная душевная тоска, переполнявшая всех людей, потерявших близких и родных. Даже страдающие от облучения, умирающие люди попросили принести их поближе к танцующим девушкам, и, возможно, последним усилием воли, приподнимались на подстилках, чтобы увидеть это чудо, этот танец. Люди радостно хлопали в ладоши, притопывали сапогами, постукивали по полу прикладами ружей, пробовали пританцовывать, кто-то постукивал по кастрюлям и банкам, аккомпанируя гитаре лейтенанта… Люди были счастливы.